Появление Эдварда Беллами (1850 – 1898) на общественном поприще было довольно неприметным. Долгое время он вообще не мог остановиться на определенном роде занятий, не решаясь сделать окончательный выбор между юриспруденцией, журналистикой и писательским трудом. Но уже в юношеском возрасте, стремясь постичь природу экономического неравенства, Беллами обращается к изучению экономических учений. В начале 70-х годов в одной из своих лицейских работ он именует систему капиталистической конкуренции «социальным варварством», которое позорит «человечество в глазах творца и ангелов»[262]
. Важной вехой в формировании взглядов Беллами явился его переезд в начале 70-х годов в Нью-Йорк, где, отвергнув помощь богатой родни, он поселяется в районе непроходимых трущоб (Stuyvesant Squaré), сохранившихся в своем первозданном виде и по сей день. Бедствия трудящегося населения США, разгул коррупции и падение нравов имущих классов приковывают внимание Беллами. Здесь же в Нью-Йорке он знакомится с видным представителем фурьеризма Альбертом Бризбейном, чьи идеи, по ряду свидетельств, были созвучны внутреннему состоянию молодого журналиста[263]. Социально-критические мотивы все яснее проступают в журнальных и газетных статьях, помещаемых Беллами в местной либеральной печати. Вскоре Беллами начинает томиться сознанием, что мысли об идеальном порядке на земле, будучи по крупицам разбросаны в десятках опубликованных им мелких статей и репортажей, остаются в массе своей неизвестными широкой публике. И вот, для того чтобы сделать истину достоянием всех, Беллами забрасывает все остальные дела и целиком отдается осуществлению вынашиваемого им плана создания стройной системы ликвидации социальной несправедливости. «…C тех пор, как мои глаза стали замечать язвы и пороки нашей общественной системы, – писал он, – а я сам стал вынашивать надежду на лучшее будущее, я просто не в состоянии оказался позволить себе писать или думать о чем-либо еще. Есть опасность, что как писатель – я „кончен“, и все это в прошлом»[264]. В результате этого решения Америка лишилась средней руки писателя и обрела идеолога социального реформаторства, ставшего одной из самых значительных фигур в истории утопического социализма в США.Внутренний голос, который услышал Беллами, не был только результатом чисто духовной эволюции. Время говорит о многом. Экономические и социальные последствия ускоренного развития капитализма после гражданской войны, устранившей последнее и самое значительное препятствие для его роста – плантационное рабство, становились с каждым годом все очевиднее. Страна едва оправилась от пятилетнего национального потрясения, а на горизонте уже вырисовывался грозный призрак еще более острых классовых конфликтов. Многочисленное тогда фермерское население искало управы на сгонявших его с земли железнодорожных магнатов. Острейшими стачками, кровавыми схватками с силами порядка и общенациональными демонстрациями заявило о себе рабочее движение[265]
. Супруги Эвелинг, посетившие в 1886 г. Америку, нашли, что в массах трудящихся весьма распространены явления того, что можно было бы назвать интуитивным социализмом[266]. И, как обычно в Америке, подъем борьбы рабочих и фермеров вызвал немедленную активизацию различных промежуточных слоев и попутных движений.Контуры социалистического проекта у самого Беллами вырастали как реакция на стремительный рост гигантских корпораций-спрутов и были отражением поднимавшегося антимонополизма широких масс, еще неразвитого, едва-едва угадывающего подлинный источник «деградации нравов» в обществе. Первоначально Беллами обращает внимание прежде всего на моральные последствия хозяйничанья кучки владельцев гигантских состояний, прибирающих к рукам местные органы власти, федеральное правительство, заражающих цинизмом и спекулятивным духом экономическую жизнь, подрывающих нравственные устои той демократии, для которой трудились Т. Пейн, Т. Джефферсон, Э. Джексон, А. Линкольн, идеалы которой были завещаны американцам Г. Торо и Р. Эмерсоном. Беллами предложил отбросить прочь общественную философию, которая освящает своекорыстие и воровскую хитрость и выдает их за самую динамичную силу общества, показав, что стремление к обогащению фактически олицетворяет собой антисоциальное начало[267]
.