И все же при обобщении происходящего, а также при определении способов достижения новой организации производства и обмена Беллами, подобно многим представителям европейского утопического социализма, по-настоящему так и не сумел ни уяснить для себя сущность капитализма, ни понять достаточно глубоко действительное содержание общественно-политической жизни этого общества, ни обнаружить те общественные силы, которые способны смести старое и создать новое. Говоря словами В.И. Ленина, им руководило подлинно мелкобуржуазное стремление к «социализму in abstracto»[274]
(в абстрактном виде), к освобождению от эксплуатации «вообще», понимаемой как внеклассовая категория. Беллами признавал тот факт, что конфликт между классом капиталистов и классом рабочих составляет сердцевину общественных отношений в США, но в то же время обострение этого конфликта по мере роста организованности и массовости рабочего движения страшило Беллами, поскольку грядущую пролетарскую революцию он представлял себе как всеобщее разрушение и массовую резню, как акт классовой вендетты. Высоко ставя заслуги рабочего класса, как «первого бунтовщика против идиотизма и тирании частного капитала»[275], борьба которого служила самым лучшим индикатором неблагополучия в капиталистической системе, Беллами вместе с тем начисто отказывал ему в способности видеть дальше границ чисто физических потребностей индивидуального рабочего[276]. Признавая наличие враждебных отношений между трудом и капиталом, считая их «знамением времени»[277], с тревогой сигнализируя о приближении решающей развязки, Беллами в то же время тщательно избегал говорить, что источником противоречий является объективное различие в положении и условиях жизни этих классов. На деле он сбивался на объяснение главного конфликта злой волей одних, строптивостью и невежеством других[278]. Угнетенные и угнетатели вместе должны проклинать тот общественный строй, который поставил их в одинаково ложные, противоестественные отношения, обе стороны одинаково правы и одинаково виноваты, ибо никто не ведал, что творил. А отсюда был один шаг до логичного для такого строя мыслей вывода: пленники культа капиталистической наживы должны быть пощажены и спасены от «рабочего бунта», а узел общественных противоречий должен быть распутан средствами моральной реконструкции, очищением человеческой природы как тех, кто работает по найму, так и тех, кто оплачивает этот труд. Беллами всерьез рассчитывал на сотрудничество имущих слоев в создании системы добровольной кооперации производителей[279].На определенную общность взглядов Беллами с традициями утопистов первой половины XIX в. указывает также одинаковое обоснование бесплодности насильственного ниспровержения существующего строя. При этом, если социалистические фантасты в Европе обычно ссылались на поражение революции во Франции и неудачу ряда рабочих восстаний, то Беллами прибегал к примеру войны за независимость. Восстания Ната Тернера и Даниэля Шейса находили в нем самый отрицательный отклик, утверждая его во мнении о бессмысленности и непомерной цене всяких революционных действий вне зависимости от исторических условий их возникновения. Высказанная Беллами идея народного референдума, постепенного просвещения народных масс в качестве альтернативы революционным методам социальных преобразований сильно напоминала то, о чем писал Э. Кабе в «Путешествии в Икарию».
Говоря о генетических связях учения Беллами с более ранними социалистическими утопиями, нужно учитывать, что во многом это была импровизация, помноженная на эклектизм в системе взглядов, вообще свойственный идеологам американского радикализма. Фрагментарность и внутренняя противоречивость суждений Беллами делали его «социалистом эмоциональной окраски», если употребить слова Энгельса[280]
, сказанные им в адрес Уильяма Морриса, английского современника Беллами, родственного ему по духу. В самом деле, их многое сближало, хотя Моррис, и благодаря последовательности своего мышления, и благодаря большей политической зоркости, стоял выше Беллами. Пасторальность всей системы взглядов Беллами несопоставима с неукротимой ненавистью Морриса к эксплуататорским классам и испытываемым им доверием к низам. Моррис вовсе не чурался марксизма. Напротив, Беллами во многих случаях противопоставлял собственную позицию научному социализму, заявляя о своем намерении преодолеть «ограниченность» марксовой теории революционного переустройства общества и противопоставить ей более «рациональную», т.е. приемлемую для всех, схему социального обновления[281].