Историческая традиция Франции

Можно вспомнить и практику утверждения собственно церковного культа, способы крещения язычников. Да, то была нетерпимость религиозного толка. Но был ли культ Разума внутренне связан с христианской религией? Церковная и отчасти историографическая традиция это категорически отрицают. Между тем многими священниками, примкнувшими к новому культу, двигало побуждение «христианизировать Революцию», они даже ввели обряд патриотического крещения («baptême civique[612]») как посвящения в культ Разума. Обращение к Разуму как свету Истины воспринималось подобно новому Откровению.

«Великий день, когда истина должна спуститься с неба, наконец, настал», «мои глаза открылись разуму», – приветствовали новый культ люди религиозные. Оппоненты атеистического толка связывали с культом Разума уничтожение всякой религиозности. «Разум и справедливость, – доказывали эти антирелигиозники, – не нуждаются в религии»[613].

В версии об антисоциальности и вандализме культа Разума Мишель Вовель видит лишь «часть истины»: не следует в масштабах всей страны отождествлять «дехристианизацию» 1793 г. с насилием и профанацией[614]. Традиционной религии противостоял гражданский культ с присущими ему духовным смыслом, общественной функцией и четкой политической мотивированностью.

Католическая религиозность летом 1793 г. сомкнулась с контрреволюционностью. Религиозный раскол страны обернулся гражданской войной (Лозер, Вандея, шуаны), угрожавшей самому существованию Республики. В этот момент максимальной напряженности политической борьбы динамика антиклерикальных настроений, пишет Вовель, и нашла свое завершение в культе Разума. Все содеянное освящалось сугубо патриотическими соображениями, их выдвижение и пропаганда образовывали сердцевину культа. Материальные ценности шли на нужды обороны, уничтожение церковных символов оправдывали борьбой с контрреволюционным фанатизмом.

При этом борьба с контрреволюционным «фанатизмом» взвинчивала фанатизм революционной толпы, разрушавшей памятники, разорявшей некрополи. Истреблению подлежали в первую очередь наиболее почитавшиеся святыни. В Париже на Гревской площади были торжественно сожжены останки Св. Женевьевы. Республиканский патриотизм деградировал до крайностей иконоборчества, реализация лозунга «Сожжем идолы!» оборачивалась уничтожением всех знаков католического культа.

Заметной была тенденция довести искоренение религиозности в массовом сознании «до основания». Вместо религиозной внедрялась революционная топонимика, переименовывались улицы и населенные пункты[615], сами церкви провозглашались «храмами Разума». Такой была и участь главного храма столицы, согласно декрету 10 ноября 1793 г.: «Национальный Конвент по просьбе граждан Парижа, внесенной одним из его членов в качестве предложения, декретирует, что Собор Парижской богоматери будет отныне храмом Разума (курсив мой. – А.Г.)»[616].

Антирелигиозную направленность имело введение Конвентом нового, республиканского календаря (5 октября). Взамен христианского устанавливалось новое летоисчисление – от даты провозглашения Республики (22 сентября 1792 г.). Соответственно за 22 сентября 1793 г. последовал II год Республики[617]. Имена античных богов в названиях месяцев заменили названия явлений природы или сельскохозяйственных работ (см. гл. 1). Вместо неделей вводились декады, упразднялось – и это стало наиболее чувствительным ударом по обычаям – воскресение. Даты церковного календаря в целом теряли свое бытовое значение, теперь их в качестве праздников заменяли революционные события.

Мнение, что «дехристианизация» была навязана стране сверху – из столицы, декретами и комиссарами Конвента и проводилась исключительно под нажимом – отрядами Революционной армии Парижа, оспаривается в современных специальных исследованиях как упрощающее характер происходившего. Роль Центра не подлежит сомнению, но существовало и встречное движение, особенно заметное в городах при наличии в них военного гарнизона, близости к театру военных действий и т. п. В общем «дехристианизация» распространялась по стране неравномерно, и ее ход далеко не в последнюю очередь определялся отношением к ней местного населения. Такова концепция «полинуклеарного» движения, которую предложил Вовель.

Проведя картографирование частоты обращений в Конвент в пользу «дехристианизации», а также частоты случаев отказа от сана и женитьбы священников, ученый выделил по интенсивности «дехристианизации» несколько зон: 1) наиболее энергичной центральной – Центра, причем в широком смысле: от Сарты до Арденн и от Нормандии до департаментов Кот-д’Ор и Пюи-де-Дом), 2) менее активной – долины Луары, 3) запаздывавшего Юго-Востока[618].