Историческая традиция Франции

Характерны проявляющиеся обычно у третьего поколения настроения, которые исследователи иммиграции назвали (по образцу, явленному колониальной интеллигенцией) «возвращением к истокам». В 1950-х годах подобные настроения «затрагивали незначительное меньшинство мира иммиграции, зато теперь речь идет о явлении, гораздо более распространенном»[892], – констатирует Нуарьель. Эти люди сожалеют, что родители не учили их родному языку и не рассказывали об исторической родине. Они вдруг ощущают некую духовную связь со страной предков и загораются желанием побольше узнать о ней, об умалчиваемой раньше «тайне» своего происхождении. Ностальгия принимает различные формы.

Доминик Шнаппер, социолог иммиграции, дочь Раймона Арона, подмечает в современной еврейской среде тенденцию писать слово «еврей» с прописной буквы (Juif), тогда как их предки вполне довольствовались строчной. Среди итальянцев поиски культурной идентичности проявились, в частности, в бурном росте различных объединений. В начале 1980-х на учете в МИД находились 325 ассоциаций, из которых две трети возникли с начала 1960-х; 258 обществ, по которым имеются данные, включали более 50 тыс. членов.

Как оценить такую озабоченность своим происхождением, «истоками», неожиданное пробуждение этнической идентичности? Как совместить «возвращение к истокам» со статистическими данными, которые фиксируют сокращение религиозной практики и знания родного языка, особенно заметное именно у третьего, «ностальгирующего» поколения иммигрантов?

Очевидно, для Франции уместен вывод, сделанный по материалам США: это поколение, «прочно укорененное в национальной идентичности» принявшей их страны, «может интересоваться своим происхождением, тогда как их родители делали все, чтобы его забыть». Они не собираются «оспаривать ассимиляцию родителей», пишет историк польской иммиграции во Франции, но хотят знать о жизни своих далеких предков. Этническая идентичность становится элементом индивидуального (или регионального) своеобразия, способствует утверждению достоинства личности, расширению ее культурного багажа[893].

Ряд французских специалистов и немалая часть общества восприняли, однако, этническую ностальгию как покушение на принципы «единой и неделимой» Республики, а некоторые даже как «коммунитаристскую» (от communauté – община) угрозу национальному сообществу, противопоставление национальной идентичности этно-конфессиональной. В праворадикальной части политико-идеологического спектра в ход пошли постулаты этнической или расовой «неассимилируемости» мира иммиграции. Иммиграционный «алармизм» между тем не имеет отношения ни к современным проявлениям этнической идентичности различных общин, ни к реалиям их ассимиляции. Фактически чувство панической озабоченности сопровождает всю историю массовой иммиграции.

Красноречива подборка высказываний, характеризующая, по Нуарьелю, «три кризиса», три волны страхов в ХХ в.:

– Из правоведческой диссертации 1914 г.: «Всегда ли мы можем побудить пришельцев (envahisseurs) принять наши нравы, нашу цивилизацию?.. Успешно ли происходит ассимиляция? Недвусмысленные симптомы, кажется, указывают на то, что мы приближаемся к точке насыщения. Наши обычаи пронизаны экзотизмом, наш язык засорен иностранными выражениями, самой нашей безопасности угрожают опасные элементы, которых привлекают наши богатства и которым снисходительные законы никак не препятствуют».

– Из журналистского бестселлера 1931 г.: «Теперь, когда компактные полчища иностранцев утвердились на нашей территории и когда в некоторых округах молодые чужестранцы превосходят числом местную молодежь, проблема принимает совсем другой оборот, и мы вынуждены заключить, что среди нас формируются этнические меньшинства».

– Из «Фигаро-магазин» 26 октября 1985 г.: «Останемся ли мы еще французами через 30 лет?» (смысл риторики наглядно передавало изображение символа Республики Марианны, затянутой в чадру)[894].

Вейль считает поворотным в идеологии иммиграционной политики начало 1930-х годов. «Либералы-популяционисты» продолжали придерживаться принципа поощрения иммиграции независимо от происхождения, настаивая лишь на полной ассимиляции, вплоть до «слияния» (в надежде на распространение образования и социализацию иммигрантской молодежи). Но в широкий обиход уже вошли расовые теории иммиграции. Своим опытами прославился специалист по социальной гигиене Рене Мартьяль: на основании анализа крови он выводил формулу биохимической совместимости между коренным населением и этническими группами иммигрантов[895].