Румянцевъ, для предупрежденія бѣды, счелъ за нужное доложить о томъ великому князю, который разсмѣялся и поспѣшилъ послать Мещерскому приглашеніе.
Въ сраженіи при Сенъ-Готардѣ, въ 1799 году, войска наши пришли въ замѣшательство и остановились на краю крутого спуска; Милорадовичъ закричалъ солдатамъ: «Посмотрите, какъ возьмутъ въ плѣнъ вашего генерала!» и съ этимъ словомъ покатился на спинѣ съ утеса. Войско послѣдовало примѣру любимаго своего начальника.
Подъ Бородинымъ, генералы наперерывъ другъ передъ другомъ становились на мѣстахъ, гдѣ преимущественно пировала смерть. Завидя Барклая-де-Толди тамъ, гдѣ ложилось множество ядеръ, Мидорадовичъ сказалъ: «Барклай хочетъ меня удивить!» Поѣхалъ еще далѣе, подъ перекрестные выстрѣлы французскихъ батарей, и велѣлъ себѣ подать завтракъ.
Въ 1812 году, Милорадовичъ завязалъ жаркое дѣло съ Мюратомъ, который нѣсколько разъ перемѣнялъ пункты атакъ, но не имѣлъ успѣха и къ вечеру отступилъ немного. На слѣдующее утро, Милорадовичъ объѣзжалъ войска и, сжалясь надъ непріятельскими ранеными, лежавшими на полѣ сраженія, позади нашей передовой цѣпи, поскакалъ къ французскимъ пикетамъ и сказалъ имъ, что позволяетъ перевезти раненыхъ и прислать подводы за ними. Мюратъ пригласилъ Милорадовича на свиданіе, благодарилъ его за попеченіе о раненыхъ и завелъ рѣчь о прекращеніи войны; но едва намекнулъ онъ, что пора мириться, — получилъ отъ Милорадовича слѣдующій отвѣтъ: «Если заключимъ теперь миръ, я первый снимаю съ себя мундиръ».
Въ одномъ изъ сраженій, русскій авангардъ нѣсколько разъ нападалъ на батарею и всякій разъ былъ опрокинутъ. Милорадовичъ, чтобы воодушевить солдатъ, бросилъ кучу георгіевскихъ крестовъ на батарею и закричалъ: «сбирайте!» Солдаты устремились съ крикомъ «ура!» на батарею, взяли ее, а кто остался живъ — захватилъ георгіевскій крестъ.
Въ 1816 году, государь Александръ Павловичъ пожаловалъ Милорадовичу 300,000 на уплату его долговъ, о чемъ высочайшее повелѣніе министру финансовъ долженъ былъ объявить графъ Аракчеевъ. Но онъ, не любя дѣлать добро, медлилъ исполненіемъ. Милорадовичъ лично пріѣхалъ къ нему просить объ ускореніи этого дѣла. Аракчеевъ, выслушавъ просьбу, сказалъ ему:
— Вотъ то-то, графъ, государь нашъ очень добръ и слишкомъ по многу раздаетъ денегъ.
— Это вы оттого такъ разсуждаете, — отвѣчалъ Милорадовичъ, — что, сидя дома, только льете пули, а ваше сіятельство заговорили бы иначе, если бы, по-нашему, встрѣчали ихъ въ полѣ.
Извѣстно, что графъ Аракчеевъ не славился храбростью.
Два артельщика одного гвардейскаго полка были посланы размѣнять довольно значительную сумму денегъ ассигнаціями на мелочь, нужную для раздачи солдатамъ жалованья. Артельщики имѣли несчастіе обронить ввѣренную имъ сумму; они были въ отчаяніи, зная отвѣтственность, ожидающую ихъ за эту потерю. Наконецъ, одному изъ нихъ пришла въ голову мысль — идти къ графу Милорадовичу, какъ ихъ корпусному командиру, разсказать ему свою бѣду и просить о пособіи. Вздумано и сдѣлано. Графъ принялъ ихъ очень милостиво и, выслушавъ просьбу и потрепавъ одного изъ нихъ по плечу, сказалъ:
— Спасибо, братцы, за довѣренность; вотъ вамъ деньги, ступайте съ Богомъ.
— Еще одна просьба, ваше сіятельство!
— Какая?
— Не погубите насъ, не разсказывайте объ этомъ никому.
— Хорошо, хорошо, — сказалъ, засмѣявшись, графъ, — даю честное слово, что не выдамъ васъ.
Впослѣдствіи, уже спустя нѣсколько лѣтъ, артельщики разсказывали это происшествіе.
Однажды, графъ Остерманъ-Толстой повелъ Милорадовича въ верхній этажъ своего дома, чтобы показать ему дѣлаемыя тамъ великолѣпныя перемѣны. «Богъ мой, какъ это хорошо!» сказалъ Милорадовичъ, осматривая вновь отдѣланныя комнаты.
— А знаете ли? — прибавилъ онъ смѣясь: — Я отдѣлываю тоже и убираю какъ можно лучше комнаты въ домѣ, только въ казенномъ, гдѣ содержатся за долги: тутъ много эгоизма съ моей стороны: неравно прійдется мнѣ самому сидѣть въ этомъ домѣ!
Дѣйствительно, этотъ рыцарь безъ страха и упрека, отличавшійся подобно многимъ генераламъ того времени своею оригинальностью, щедро дарившій своимъ солдатамъ колонны непріятельскія и также щедро разсыпавшій деньги, — прибавить надобно — много на добро, — всегда былъ въ неоплатныхъ долгахъ.