Онъ сошелъ съ каѳедры и направился къ выходу изъ залы. Раздались рукоплесканія, хохотъ, крики «браво», вызовы; онъ остановился въ дверяхъ, улыбнулся и махнулъ рукой. Публика была очень довольна этимъ забавнымъ происшествіемъ. Его проводили дружными апплодисментами.
Генералъ-адъютантъ князь А. С. Меншиковъ весьма извѣстенъ своими остротами. Однажды, явившись во дворецъ и ставъ передъ зеркаломъ, онъ спрашивалъ у окружающихъ: не велика ли борода у него? На это, такой же острякъ, генералъ Ермоловъ, отвѣчалъ ему: «что-жъ, высунь языкъ, да обрѣйся!» Въ другой разъ великій князь Михаилъ Павловичъ сказалъ кому-то: «Если мы будемъ смотрѣть на лицо князя Меншикова съ двухъ противоположныхъ сторонъ, то тебѣ будетъ казаться, что онъ насмѣхается, а мнѣ, что онъ плачетъ». Эта острота Ермолова и замѣчаніе великаго князя очень хорошо выражаютъ характеръ князя Меншикова.
Вотъ нѣсколько остротъ его:
Въ 1834 году, одному важному лицу подарена была трость, украшенная брилліантами. Кто-то, говоря объ этомъ, выразился такимъ образомъ: «Князю дали палку» — «А я бы», — сказалъ Меншиковъ, — «далъ ему сто палокъ!»
Ѳедоръ Павловичъ Вронченко, достигшій чина дѣйствительнаго тайнаго совѣтника и должности товарища министра финансовъ, былъ вмѣстѣ съ этимъ, не смотря на свою некрасивую наружность, большой волокита: гуляя по Невскому и другимъ смежнымъ улицамъ, онъ подглядывалъ подъ шляпку каждой встрѣчной дамѣ, заговаривалъ и, если незнакомки позволяли, охотно провожалъ ихъ до дома. Когда Вронченко, по отъѣздѣ графа Канкрина заграницу, вступилъ въ управленіе министерствомъ финансовъ и сдѣланъ былъ членомъ государственнаго совѣта, князь Меншиковъ разсказывалъ:
— Шелъ я по Мѣщанской и вижу — всѣ окна въ нижнихъ этажахъ домовъ освѣщены и у всѣхъ воротъ множество особъ женскаго пола. Сколько я ни ломалъ головы, никакъ не могъ отгадать причины иллюминаціи, тѣмъ болѣе, что тогда не было никакого случая, который бы могъ подать поводъ къ народному празднику. Подойдя къ одной особѣ, я спросилъ ее:
— Скажи, милая, отчего сегодня иллюминація?
— Мы радуемся, — отвѣчала она, — повышенію Ѳедора Павловича.
Нѣкоему П., въ 1842 г., за поѣздку на Кавказъ, пожаловали табакерку съ портретомъ. Кто-то находилъ неприличнымъ, что портретъ высокой особы будетъ въ карманѣ П.
— Что-жъ удивительнаго, — сказалъ Меншиковъ, — желаютъ видѣть, что въ карманѣ у П.
Въ 1843 г. военный министръ князь Чернышевъ былъ отправленъ съ порученіемъ на Кавказъ. Думали, что государь оставитъ его главнокомандующимъ на Кавказѣ и что военнымъ министромъ назначенъ будетъ Клейнмихель. Въ то время Михайловскій-Данилевскій, извѣстный военный историкъ, заботившійся въ своемъ трудѣ о томъ, чтобы выдвинуть на первый планъ подвиги тѣхъ генераловъ, которые могли быть ему полезны, и такимъ образомъ проложить себѣ дорогу, приготовлялъ новое изданіе описанія войны 1813–1814 годовъ. Это изданіе уже оканчивалось печатаніемъ. Меншиковъ сказалъ: — «Данилевскій, жалѣя перепечатать книгу, пускаетъ ее въ ходъ безъ передѣлки; но въ началѣ сдѣлалъ примѣчаніе, что все, написанное о князѣ Чернышевѣ, относится къ графу Клейнмихелю».
Когда умеръ Михайловскій-Данилевскій, Меншиковъ сказалъ: «вотъ и еще баснописецъ умеръ!»
Графъ Канкринъ, въ свободныя минуты, любилъ играть на скрипкѣ и игралъ очень дурно. По вечерамъ, передъ тѣмъ временемъ, когда подавали огни, домашніе его всегда слышали, что онъ пилилъ на своей скрипкѣ. Въ 1843 г. Листъ восхищалъ петербургскую публику игрой на фортепьяно. Государь, послѣ перваго концерта, спросилъ Меншикова, понравился-ли ему Листъ?
— Да, — отвѣчалъ тотъ, — Листъ хорошъ, но, признаюсь, онъ мало подѣйствовалъ на мою душу.
— Кто-жъ тебѣ больше нравится? — опять спросилъ государь.
— Мнѣ больше нравится — когда графъ Канкринъ играетъ на скрипкѣ.
Однажды Меншиковъ, разговаривая съ государемъ и видя проходящаго Канкрина, сказалъ: — «фокусникъ идетъ».
— Какой фокусникъ? — спросилъ государь: это министръ финансовъ.
— Фокусникъ, — продолжалъ Меншиковъ. — Онъ держитъ въ правой рукѣ золото, въ лѣвой — платину: дунетъ въ правую — ассигнаціи, плюнетъ въ лѣвую — облигаціи.
Во время опасной болѣзни Канкрина, герцогъ Лейхтонбергскій, встрѣтившись съ Меншиковымъ, спросилъ его:
— Quelles nouvelles a-t-on aujourd’hui de la santé de Cancrine? (Какія извѣстія сегодня о здоровьи Канкрина?)
— De fort mauvaises, — отвѣтилъ Меншиковъ, — іl vа beaucoup mieux. (Очень худыя, — ему гораздо лучше).
Передъ домомъ, въ которомъ жилъ министръ государственныхъ имуществъ Киселевъ, была открыта панорама Парижа. Кто-то спросилъ Меншикова, что это за строеніе?
— Это панорама, — отвѣчалъ онъ, — въ которой Киселевъ показываетъ будущее благоденствіе крестьянъ государственныхъ имуществъ.