Въ 1800 году, извѣстный воздухоплаватель Гарнеренъ поднимался въ Петербургѣ на огромномъ монгольфіерѣ и вызывалъ желающихъ совершить съ нимъ воздушное путешествіе. Во всей столицѣ нашелся только одинъ смѣльчакъ, рѣшившійся на столь опасную прогулку. Смѣльчакъ этотъ былъ — Львовъ. Такъ какъ онъ имѣлъ много долговъ, то одинъ шутникъ сочинилъ про него, по этому поводу, слѣдующіе стихи:
Эта шутка дошла до государя, который, посмѣявшись, велѣлъ заплатить долги Львова, приказавъ ему сказать, что это послѣднія деньги, которыя посыпались на него съ неба.
Командиръ лейбъ-гвардіи Егерскаго полка (въ Николаевское время) генералъ Мартыновъ, слушая однажды хоръ играющихъ музыкантовъ, замѣтилъ, что большею частью игралъ все одинъ, а остальные подхватывали форте.
— Отчего это все играетъ одинъ? — спросилъ генералъ,
— Это соло, ваше превосходительство, отвѣчалъ ему капельмейстеръ.
— Играйте всѣ соло, — сказалъ Мартыновъ, обращаясь къ музыкантамъ.
Находясь въ театрѣ при представленіи оперы «Фенелла» Мартыновъ сказалъ по ея окончаніи:
— Какая это опера? Вся музыка составлена изъ маршей.
Во время польской кампаніи, въ 1831 году, при переправѣ гвардіи черезъ рѣку Нуръ, соблюденіе порядка при переправѣ обоза поручено было Мартынову, который пропускалъ офицерскіе фургоны и телѣги по чинамъ. Подъѣзжаетъ фургонъ, запряженный четверкою лошадей; кучеръ смѣло ѣдетъ впередъ. Мартыновъ спрашиваетъ: «чей фургонъ?» — «Графа!.. Шереметева!» увѣренно отвѣчаетъ возница. — «Не надо мнѣ графа!.. чинъ!.. чинъ!..» кричитъ Мартыновъ. — «Корнетъ, ваше превосходительство», отвѣчалъ кучеръ. — «Чинъ сгубилъ!.. Назадъ!» скомандовалъ Мартыновъ.
Талантливый поэтъ Л. А. Мей почти каждый день находился въ «веселомъ настроеніи духа». Однажды, въ залѣ первой петербургской гимназіи было устроено публичное чтеніе съ благотворительной цѣлью. Пріятели уговорили Мея принять участіе въ этомъ чтеніи, что повело къ весьма забавному скандалу. На афишѣ, въ послѣднемъ отдѣленіи, между прочимъ, значилось, что Л. А. Мей прочтетъ стихотвореніе собственнаго сочиненія, но не показано было — какое именно. Кажется, при предварительномъ соглашеніи, онъ самъ еще не рѣшилъ, что предполагаетъ прочесть. Публики собралось довольно много, и вечеръ шелъ какъ слѣдуетъ: играли, пѣли, читали. Наконецъ, дошла очередь до Мея. Онъ долго не выходилъ въ залу, потому что зашелъ въ какую-то отдаленную комнату, гдѣ и нашли его за бутылкой вина съ другимъ литераторомъ, который уже кончилъ свое чтеніе въ первомъ отдѣленіи. Взойдя на «каѳедру», Мей обвелъ глазами слушателей и остановился, какъ будто что припоминая.
— «Давиду Іереміемъ»— проговорилъ онъ медленно и нерѣшительно, и началъ читать:
Онъ проговорилъ еще стиховъ пять, остановился, провелъ рукою по бровямъ и, откинувъ назадъ свои густые волосы, сказалъ:
— Не взыщите, господа! я это стихотвореніе забылъ, а книжки съ собою не взялъ… Все равно: прочту что нибудь другое.
Съ минуту стоялъ онъ въ раздумьи, потомъ сдѣлалъ выразительное движеніе рукой и сталъ декламировать съ видимымъ одушевленіемъ:
Мей снова остановился и, ни мало не смущаясь, сказалъ: «Дальше не помню! Позвольте… что бы такое взять?»
Въ рядахъ слушателей раздался смѣхъ, но, по-видимому, никто не претендовалъ на забывчиваго поэта. Онъ самъ добродушно улыбнулся и продолжалъ: «Кажется, теперь прочитаю: недавно писалъ… вѣроятно не забылъ… вотъ что:
— Нѣтъ, господа, и этого не припомню… Извините!