Назначенный въ концѣ царствованія Александра I петербургскимъ генералъ-губернаторомъ, Милорадовичъ оказался очень плохимъ администраторомъ. Современное ему общество очень хорошо знало его беззаботность, невниманіе и легкомысліе при рѣшеніи массы дѣлъ и прошеній, къ нему поступавшихъ, и вотъ однажды выискался затѣйникъ, который сыгралъ надъ генералъ-губернаторомъ слѣдующую шутку:
Была написана и подана Милорадовичу особаго рода челобитная, будто отъ ямщика Ершова, при чемъ разсчетъ шутника-просителя состоялъ именно въ томъ, что Милорадовичъ подмахнетъ резолюцію, по обыкновенію, не прочитавъ хорошенько бумаги. Ожиданія вполнѣ оправдались. Челобитная мнимаго ямщика:
«Его сіятельству, г. с.-петербургскому военному генералъ-губернатору, генералъ отъ инфантеріи и разныхъ орденовъ кавалеру, графу Михаилу Андреевичу Милорадовичу, ямщика Ершова покорнѣйшее прошеніе:
«Безчеловѣчныя благодѣянія вашего сіятельства, пролитыя на всѣхъ, аки рѣка Нева, протекли отъ востока до запада. Симъ тронутый до глубины души моей, воздвигнулъ я въ трубѣ своей жертвенникъ, предъ нимъ стоя на колѣняхъ, сожигаю ѳиміамъ и вопію: ты еси Михаилъ, — спаси меня съ присносущими! Ямщикъ Ершовъ».
Милорадовичъ написалъ сбоку резолюцію: «исполнить немедленно».
Одинъ изъ талантливыхъ учениковъ Брюллова былъ Григорій Карповичъ Михайловъ; онъ считался прекраснымъ копіистомъ. По окончаніи курса въ академіи, Михайловъ отправился на казенный счетъ заграницу, гдѣ и пробылъ нѣсколько лѣтъ, не зная ни одного иностраннаго языка. Разсказывали, что въ Ринѣ онъ познакомился съ однимъ англичаниномъ, который ни слова не говорилъ по-русски. Они жили вмѣстѣ, ходили гулять, обѣдать и потомъ, когда разстались, вели другъ съ другомъ переписку.
Михайлова спрашивали, какъ же онъ разговаривалъ съ своимъ другомъ? Михайловъ отвѣчалъ, что они никогда не разговаривали. Придутъ, бывало, въ кафе, потребуютъ бутылку вина, пьютъ и молчатъ. Если Михайловъ получалъ отъ англичанина письмо, то онъ, обыкновенно, говорилъ: «это отъ моего пріятеля» и преспокойно клалъ письмо въ карманъ, не интересуясь его содержаніемъ.
По случаю болѣзни, въ Римѣ проживалъ нѣкоторое время министръ двора, князь П. М. Волконскій, который нерѣдко приглашалъ къ себѣ русскихъ художниковъ обѣдать. Однажды Михайловъ за обѣдомъ у князя, отвѣдавъ вина, сказалъ:
— Такъ этимъ-то виномъ васъ угощаютъ? У насъ здѣсь лучше вино. Въ слѣдующій разъ я свое принесу.
Когда Михайловъ приглашенъ былъ вторично обѣдать, онъ принесъ съ собою бутылку вина, поставилъ передъ собою и время отъ времени выпивалъ. Волконскій попросилъ Михайлова, чтобы тотъ поподчивалъ его своимъ виномъ. Михайловъ налилъ. Волконскій попробовалъ и сказалъ:
— Да это гадость.
Послѣ этого Михайловъ попросилъ вина у Волконскаго, въ свою очередь, попробовалъ и произнесъ:
— Ваше, дѣйствительно, лучше.
Волконскій уѣхалъ въ Россію, а Михайловъ еще нѣсколько времени оставался въ Римѣ. По возвращеніи въ Петербургъ, онъ явился къ Волконскому, который довольно долго разговаривалъ съ нимъ, но такъ какъ ему нужно было куда-то ѣхать, то и просилъ Михайлова зайти въ другой разъ. Михайловъ ушелъ, но чрезъ нѣсколько минутъ опять вернулся.
— Я позабылъ передать вамъ письма изъ Италіи, — сказалъ Михайловъ.
— Да вѣдь съ этого и надо было начать, — замѣтилъ Волконскій.
Потомъ Михайлова послали въ Мадридъ. Прощаясь, Волконскій просилъ Михайлова писать. Онъ написалъ, чрезъ нѣсколько времени, письмо на 4-хъ листахъ почтовой бумаги большого формата; во всемъ письмѣ не было ни точекъ, ни запятыхъ и начиналось оно такъ: «Ну, ужъ Мадритишка!» Въ Мадридѣ Михайловъ пробылъ довольно долго и привезъ оттуда болѣе 10 весьма хорошихъ копій.
Волконскій очень любилъ Михайлова, о которомъ отзывался: «онъ у меня въ русскомъ духѣ». Михайловъ и умеръ на дачѣ Волконскаго.