Исторические силуэты

Оскорбительные ожидания в приемной были еще наиболее мягкой формой обид, которые приходилось проглатывать тем, кто имел несчастье соприкасаться по службе с Аракчеевым. Аракчеев особенно любил заставлять чиновных и заслуженных людей публично трепетать перед своим гневом. Он был большой мастер устраивать подобные представления в присутствии многочисленных зрителей. Однажды, по сообщению Маевского, он так разбранил генерала Чеодаева перед целой бригадой, что с тем сделались судороги. Маевский замечает, что Аракчеев не чужд был при этом коварной демагогии: нарочно бранил начальников перед подчиненными, чтобы выставить себя самого благодетелем низших служащих. Накричать на начальников при тысячной толпе военных поселян, а потом говорить поселянам: «Видите, как я с ним поступаю; ежели бы не я, у вас давно бы спины гнили от палок; молите Бога за меня», а между тем начальники только исполняли его же требования. Впрочем, и помимо таких коварных хитросплетений, Аракчеев просто сжился с тем убеждением, что он может всем грубить и всех оскорблять. Оскорбления начинались с первого же слова, при первом же знакомстве. Только что назначенный начальником Старо-русского военного поселения, Маевский явился представиться к Аракчееву, и вот то приветствие, которое он услышал от графа для начала знакомства: «Я вас не выбирал, а выбирал государь; по мне выбери государь хоть козла, лишь бы не умничал, а делал то, что я приказываю». В записках Мертваго приводятся любопытные образчики аракчеевских бесед, во время которых Аракчеев, начиная разговор спокойно, затем распалялся от звуков собственного голоса и все более переходил в тон, оскорбительный для собеседника, багровея, делая злые глаза и усиленно ковыряя в носу — обычный признак его гневного возбуждения. Во время таких бесед он позволял себе обращаться с генералами, точно с малыми ребятишками приготовительного класса. Одну из таких сцен приводит Маевский в диалогической форме. Приведу из нее более характерные отрывки.

Аракчеев — Маевскому: «Садитесь, ваше превосходительство; вас Бог одарил остроумием, и вы могли бы быть министром; но у вас такой спорный характер, что вы ни с кем не уживетесь. Чуть вам скажешь слово, у вас на лице формируется намерение солгать, притвориться, вывернуться. Посмотри даже и теперь в зеркало, ты это тотчас заметишь. Вы говорите, что я называю вас всех генераликами. Нет, я постоянно с вами, как генерал с генералом».

Маевский. «Ежели отражение физиономии есть печать чувства, то, ваше сиятельство, согласитесь, что нельзя быть равнодушным когда вы нас браните».

Аракчеев: «Я вас не браню, а взыскиваю (возвыся голос, с сердцем); я — начальник и никто не запретит мне взыскивать».

Маевский встал.

Аракчеев: «Как вы осмеливаетесь делать мне грубость и непослушание, когда я приказываю вам сидеть, а вы встали… Извольте сесть».

Маевский (сел): «Позвольте, наконец, откровенно доложить вашему сиятельству: какая приятность в такой службе, где с самым чистым и пламенным усердием поминутно трепещешь или суда или крепости?»

Аракчеев: «А что же за беда? Я сам был под судом и в крепости, а все я — Аракчеев».

Маевский: «Вас природа одарила и гением, и твердостью души. Я, напротив, не перенесу такого страдательного положения» (встает и отходит к двери).

Аракчеев: «Не думаешь ли ты уйти? Я приказываю вам остаться».

Аракчеев начал читать и писать, а Маевский должен был сидеть молча, точно наказанный мальчик, в ожидании, когда его отпустят. Наконец, гнев графа остыл, и он сказал примирительно: «Хорошо, что я тебя не отпустил; вот идет дождь, ты человек горячий, простудился бы и умер», и, тотчас, опять впадая в гневное раздражение, граф закричал в заключение аудиенции: «Не думаешь ли идти в отставку? нет, от меня дешево не отделаешься!»[518].

Достаточно этого диалога, чтобы понять, какое расстояние полагал Аракчеев между собой и подчиненными ему генералами. Не только в устных беседах, но и в письменном официальном делопроизводстве Аракчеев не знал никакой сдержки в третировании подчиненных. Архитектор Свиязев поступил на службу в военные поселения по газетной публикации, в которой архитектор приглашался на жалованье в 4000 руб. в год. В течение нескольких месяцев жалованье вовсе не выдавалось, а когда Свиязев возбудил об этом вопрос, Аракчеев предложил ему удовлетвориться половинным окладом. Разумеется, Свиязев запротестовал. «Э, братец, — говорил ему Аракчеев, — брось ты свою вольтеровщину и будь истинным христианином». Когда же Свиязев не согласился с таким толкованием христианства и продолжал стоять на своем, то Аракчеев уволил его со службы, начав форменный, официальный приказ об увольнении со службы следующими словами: «Граф Аракчеев весьма удивляется, что господин молодой мальчик Свиязев не уважил того, что граф призывал его лично к себе и объявил решительную свою волю в рассуждении назначения ему жалованья…» и т. д.[519]