Исторические силуэты

Все это не вяжется с попытками представить Аракчеева образцом честности и бескорыстия. Зато подобные факты как нельзя более гармонируют с общеизвестною скупостью Аракчеева, доходившею до скряжничества. Эта скупость сказывалась на каждом шагу в его домашнем обиходе. По шоссейным дорогам, проведенным в разных направлениях по грузинской вотчине, воспрещалось ездить: при выезде и въезде у каждой деревни шоссе запиралось большими чугунными воротами, ключи от которых всегда хранились в графском доме. Штрафы обильным и непрерывным дождем сыпались на грузинских крестьян, и Аракчеев дошел по этой части до такой изобретательности, что установил целую систему штрафов с баб за бесплодие. Каждая баба должна рожать ежегодно и лучше сына, чем дочь, — таково было одно из основных правил практической домашней экономии. За рождение дочери полагался определенный штраф; за мертвого ребенка и за выкидыш — штраф более крупный, а в тот год, когда баба совсем не забеременеет, с нее сверх штрафа требовали еще представления десяти аршин точива (холста). Даже в такие высокоторжественные для грузинского владельца моменты, как в дни пребывания в Грузине императора, Аракчеев не перелагал гнева на милость, и из подарков, которые государь делал грузинской дворне, Аракчеев не забывал производить вычеты в свою пользу с тех, кто в чем-то провинился. На прокладных листах аракчеевского Евангелия, куда Аракчеевым заносились памятные записи о наиболее важных событиях его жизни, под 8 июня 1816 г. находим подробное описание посещения Грузина в этот день императором. И вот, упомянув в этом торжественном описании о том, что государь пожаловал дворовым людям 1000 руб., Аракчеев с обычной пунктуальностью тут же отмечает: «…церковному старосте не выдается за вину, что разбил лампу». Несмотря на громадные доходы, которые имел Аракчеев, на домашнем обиходе его жизни всегда лежала печать скряжничества. За обедом ради экономии вместо жаркого у него подавали соленую телятину, вместо пирожного — гречневую кашу с сахаром. Рюмки для вина подавались самые гомеопатические. Даже за обедом с приглашенными гостями порции каждого блюда были строго определены по числу гостей, и горе было тому, кто отваживался взять лишнюю порцию: он мог рассчитывать на долгое преследование со стороны графа. В воспоминаниях Гриббе находим дышащий невольным юмором рассказ о том, как на Пасху, на Рождество и в день своих именин Аракчеев давал обед гренадерам своего полка — по одному унтер-офицеру и рядовому от каждой роты. Для угощаемых эти обеды были сущим мученьем, от которого каждый старался отделаться. В столовой гренадеры выстраивались в шеренгу. В присутствии хозяина лакей в парадной ливрее вносил поднос, на котором красовались маленький графин с водкой и рюмка синего стекла с дамский наперсток. Гренадеры неловко, со страхом брали эту рюмку, наливали в нее дрожащей рукой водку из графинчика и, выпив несколько капель, удивленно смотрели друг на друга и на лакея. Весь пир ограничивался щами с кислой капустой и кашей. А вместо десерта официант обносил поднос с бумажными свертками в виде колбасок. Каждому давалось по свертку, а в свертке заключалось 10 медных пятаков[558].

Скупость и стяжательность стояли над душой Аракчеева слишком властными призраками, чтобы он мог удержаться на той нравственной высоте в обращении с казенным добром, на которую его готовы возвести некоторые мемуаристы.

Но и оставляя в стороне вопрос о неосторожном прикосновении к казенной собственности, мы должны признать, что в основе духовной природы Аракчеева не было настоящей честности. Он был лжив, несправедлив и лицеприятен. Он вовсе не отличался хотя бы и суровой, но зато для всех одинаковой справедливостью. Когда подготовлялся указ 6 августа 1809 г. об экзаменах для получения чинов гражданских, Аракчеев — единственный человек, кроме Сперанского, посвященный в эту тайну, — не преминул предварительно выпросить чин коллежского асессора некоторым лицам, которым он покровительствовал[559].

Ради своих личных интересов он готов был допускать самые вопиющие нарушения законов. Эта черта ярко выразилась, например, при судебном разбирательстве дела об убийстве Минкиной. Частью в угоду Аракчееву, частью под прямым его давлением названный процесс ознаменовался грубым попранием всех правил судопроизводства и явным нарушением всякой справедливости[560].