Исторические силуэты

О государственной деятельности Потемкина нередко судили и судят вкривь и вкось. Очень распространено мнение, низводящее Потемкина на степень ловкого престидижитатора, весь успех которого заключался в умении отводить глаза. Главным основанием такому мнению служат рассказы саксонского дипломата Гельбига о знаменитом путешествии Екатерины в Крым, предпринятом для обозрения результатов деятельности Потемкина по устроению юга России. Большой успех у читающей публики имели рассказы Гельбига о том, как Потемкин отводил глаза Екатерине видом зажиточные селений, на самом деле не существовавших, а наскоро сколоченных из картона к проезду императрицы или просто намалеванных на полотнах в отдалении от дороги, видом народных скопищ, нарочно перегоняемых с места на место, и т. п. Серьезному историку приходится все эти рассказы снять со счетов. О том же путешествии Екатерины мы имеем сведения от принца де Линя, беспристрастного наблюдателя деятельности Потемкина. Принц де Линь, участвовавший в этом путешествии, решительно опровергает анекдотические наветы Гельбига. Конечно, путешествие императрицы было обставлено торжественной помпой, немалую роль играли при этом и разного рода декорации, эмблемы, арки, триумфальные ворота, народные скопища, но все это были обычные в те времена атрибуты августейших путешествий, которые вовсе не имели характера злонамеренной инсценировки несуществующего благосостояния края. Да и не так-то было бы легко провести Екатерину в этом отношении столь наивными приемами. Ведь она сама была великим мастером рекламного муссирования достигаемых ею успехов, и секреты подобных инсценировок были ей хорошо знакомы. Имеются и прямые указания на то, что она при обозрении объезжаемых ею областей во время этой поездки вовсе не была расположена слепо отдаваться первым впечатлениям, но озиралась кругом себя критическим оком и проверяла доходившие до нее толки. Так, из Кременчуга она писала Еропкину[156]: «Здесь нашла я треть конницы той, про которую некоторые знающие люди твердили, будто она лишь счисляется на бумаге, а в самом деле ее нет, однако же она, действительно, налицо». В письме ее к Салтыкову читаем: «Здесь я нашла легкоконные полки, про которых Панин и многие старушенки говорили, что они только на бумаге, но вчерась я видела своими глазами, что те полки не картонные, а в самом деле прекрасные».

Екатерина осталась чрезвычайно довольна тем, что предстало ее глазам в устрояемой Потемкиным Новороссии. «Я могу сказать, — писала она Еропкину, — что мои намерения в сем крае приведены в исполнение до такой степени, что нельзя оных оставить без достодолжной хвалы». И однако Екатерина вполне отдавала себе отчет в том, что все это пока лишь начатки, лишь сырье, а настоящих плодов приходится ожидать в будущем. «Хорошо видеть сии места своими глазами, — писала она Еропкину, — все делается и успевает… польза окажется со временем».

Одна крайность всегда вызывает другую, и низведение государственной деятельности Потемкина на степень какого-то беспардонного шарлатанизма вызывало против себя попытки представлять Потемкина государственным человеком перворазрядной величины, унесшим с собою в могилу какие-то великие замыслы, не понятые современниками и все еще не разгаданные и потомством. Писатели, так настроенные, стараются очистить память Потемкина от всяких упреков, оправдать без исключения недочеты и пробелы в его деятельности, представить его солнцем, даже без пятен.

Историческая истина лежит далеко от обеих этих крайностей.