Исторические записки. Т. V. Наследственные дома

В третьей луне, в день цзи-чоу, Люй [Шэн] и Ци [Жуй] с сообщниками действительно подняли мятеж, сожгли дворец князя, но Вэнь-гуна не нашли. Охранная стража и слуги Вэнь-гуна вступили в бой с мятежниками, тогда Люй и Ци со своими воинами решили бежать, но циньский Му-гун [с войсками] заманил Люй [Шэна], Ци [Жуя] и других [в ловушку] и убил их на берегу Хуанхэ. В княжестве Цзинь был восстановлен порядок, и Вэнь-гун смог вернуться обратно. Летом гун встретил своих жен, находившихся в княжестве Цинь. Так, девушки, отданные ему в жены еще [во время его пребывания] в Цинь, стали наконец его [официальными] женами[633]. Правитель Цинь послал с ними в качестве охраны три тысячи солдат на случай беспорядков в княжестве Цзинь. [160]

Вэнь-гун начал совершенствовать свое управление и оказывать милости байсинам. Он стал награждать тех, кто сопровождал его во время скитаний, а также заслуженных чиновников. Имеющим большие заслуги жаловал селения и земли, имеющим малые заслуги жаловал титулы. Награждения еще не были закончены, когда чжоуский Сян-ван, вынужденный из-за трудностей, созданных его младшим братом Даем, бежать из столицы в княжество Чжэн, прислал гонца сообщить о своем бедственном положении [правителю] Цзинь. В княжестве Цзинь только что установился порядок, и гун решил послать войска [на помощь вану], боясь, что иначе могут возникнуть новые смуты. Из-за этих [событий] из тех, кто сопровождал [Вэнь-гуна] в изгнании и был награжден, очередь не дошла до скрывавшегося в безвестности Цзе-цзы Туя. Туй и сам не заговаривал о вознаграждении, и оно его так и не нашло. Туй тогда сказал [своей матери]: «У Сянь-гуна было десять сыновей, но в живых остался только наш правитель. У Хуэй[-гуна] и Хуай[-гуна] не осталось родственников, всех их отвергли и в самом княжестве и вне его. Но Небо не покончило с домом Цзинь, значит, в нем должен был появиться [настоящий] глава, а кто же может возглавить жертвоприношения предкам дома Цзинь, как не нынешний правитель? Небо действительно открыло ему путь [к власти], и разве то, что некоторые мужи[634] считают все это своей заслугой, не ошибочно? Даже кражу чужого богатства называют воровством, тем более, разве допустимо зариться на заслуги Неба, пытаясь выдать их за свои усилия? Низшие, не взирая ни на что, совершают свои преступления, а высшие награждают их за вероломство, высшие и низшие обманывают друг друга, как же трудно жить с такими людьми вместе [в этом мире]!» Мать сказала ему: «Почему бы тебе не добиваться награды? Ведь после смерти не на кого будет роптать». Туй ответил: «Осуждать чужие ошибки и повторять их — еще более усугубило бы мою вину. Лучше буду роптать, но не буду кормиться за счет жалованья, [дарованного князем]». Тогда мать спросила: «Как же ты [смотришь] на то, чтобы дать знать об этом правителю?» Туй ответил: «Слова — это украшение тела. Если я стремлюсь скрыть свое тело, к чему же его украшать? Если же будешь украшать его, значит, ты стремишься к известности». Тогда его мать сказала: «Можешь ли ты так поступить, [как говоришь]? [Если сможешь, то] и я уединюсь вместе с тобой». Так до самой смерти больше никто их не видел[635].

Лица, сопровождавшие [в свое время] Цзе-цзы Туя, жалели его и повесили на воротах дворца гуна такую надпись:

Когда дракон хотел подняться на Небо,
Пять змей внизу ему [усердно] помогали,
Когда дракон поднялся за облака,
Четыре змеи в свои норы [спокойно] вползли [161]
Лишь одна змея, одиноко ропща,
Не смогла найти места для себя[636]

.

Выйдя из дворца, Вэнь-гун прочитал эту надпись и воскликнул: «Это же о Цзе-цзы Туе! Беспокоясь о делах дома вана [Чжоу], я не подумал о его заслугах». И послал людей призвать его к себе, но Туй уже скрылся. После этого стали искать его местопребывание и узнали, что он ушел в горы, в местность Мяньшан. Тогда Вэнь-гун выделил земли вокруг горы в Мяньшане и пожаловал ему в качестве владения, считая это полями Цзе [-цзы] Туя, а гору назвал Цзешань, чтобы таким образом «отметить свою ошибку и одновременно прославить прекрасного человека»[637].