Читаем Исторические записки. Т. VIII. Жизнеописания полностью

Вскоре появился декрет императора, по которому военачальнику Вэй [Цину] было предложено отобрать из приближенных к нему людей таких, кого можно назначить телохранителями при дворе. Выбрав из шэжэней наиболее зажиточных, военачальник приказал им явиться на оседланной лошади, в парадной одежде, украшенной драгоценностями, и с мечом, чтобы представить их двору. В это время к Вэй [Цину] пришел мудрый шаофу по имени Чжао Юй, и военачальник кликнул к себе отобранных им шэжэней, чтобы представить их Чжао Юю. Чжао Юй стал по очереди спрашивать их, но ни один из десятка с лишним отобранных для службы при дворе не разбирался в делах, не имел достаточных знаний и навыков. Чжао Юй сказал: «Я слышал, что в подчинении военачальника обязательно есть люди командирского склада. Предание гласит: «Не знаешь своего правителя — посмотри на его приближенных; не понимаешь своих детей — понаблюдай за их друзьями»[856]. Приказывая отобрать шэжэней, государь хочет убедиться, способен ли военачальник добыть мудрых, постигших грамоту и военное дело мужей. Вы же отобрали только сыновей из богатых семей, но у них нет ни знаний, ни опыта; они подобны куклам в разноцветных одеждах. Куда же это годится?!» После этого Чжао Юй призвал более сотни шэжэней военачальника и побеседовал с каждым по очереди. Отобрав [только двоих], Тянь Жэня и Жэнь Аня, он сказал: «Только эти двое пригодны, остальные никуда не годятся».

Военачальник, увидев, что оба отобранных бедны, счел этот выбор неудачным. Когда Чжао Юй уехал, [он] сказал им: «Каждый из вас должен обзавестись лошадью, седлом и новой парадной одеждой». Они ответили: «Наши семьи бедны, у нас нет средств все это приобрести». Военачальник разгневался: «Как вы можете говорить о своей бедности?! Как вы смеете выражать негодование, будто вы меня облагодетельствовали?!» Но военачальнику ничего не оставалось, как внести их в список и довести до сведения государя. Вскоре поступил эдикт императора, призывающий на смотр приближенных военачальника Вэй [Цина]. Эти двое явились на смотр, где согласно тому же эдикту определяли путем опроса их способности к составлению планов, а также интересовались их [244] мнением друг о друге — кто кого в чем превосходит и в чем уступает. Тянь Жэнь на это сказал: «В подъеме войск на битву ударом в барабан и в воодушевлении воинов и сановников, чтобы они с радостью шли на смертный бой, я хуже Жэнь Аня». Жэнь Ань, в свою очередь, сказал: «Я же, Ань, в отношении того, как разрешать сомнения и подозрения, как определять правильное и неправильное, как разделять чиновников и управлять ими и как не вызывать неудовольствие у народа, уступаю [Тянь] Жэню». У-ди громко рассмеялся и сказал: «Превосходно!» — и назначил Жэнь Аня руководить северной армией, а Тянь Жэня поставил начальником над пограничными сельскохозяйственными угодьями в Хэшане [в верховьях Хуанхэ]. [Так] эти два человека сделались известными в Поднебесной.

Позднее Жэнь Аня поставили начальником округа Ичжоу[857]. Тянь Жэня назначили чанши к чэнсяну[858]. Тянь Жэнь послал императору доклад, в котором говорилось: «Ныне в Поднебесной многие начальники областей обогащаются противозаконными способами, особенно в Саньхэ. Поэтому я предлагаю расследовать [деятельность управителей] прежде всего в Саньхэ. Правители трех областей там опираются на чиновников из знати, имеют родственные связи с треми гунами[859]. Они ничего не боятся. Чтобы устрашить преступных чиновников Поднебесной, целесообразно прежде всего выправить положение в районе Саньхэ». В то время начальниками областей Хэнань и Хэнэй были братья имперского юйшидафу Ду [Чжоу], а управителем области Хэдун был внук чэнсяна империи Ши [Цина]. В это время девять представителей рода Ши занимали должности с годовым содержанием в две тысячи даней [зерна], все они разбогатели и стали весьма знатными. Тянь Жэнь несколько раз докладывал об этом императору. Чтобы оправдаться, сановник Ду и Ши [Цин] послали человека, который сказал Тянь Шао-цину так: «Мы не осмеливаемся толковать об этом, но хотели бы, чтобы Шао Цин нас не порочил». Тем временем [Тянь] Жэнь уже вел дознание по Саньхэ. Управители Саньхэ были сняты со своих постов и казнены. Жэнь вернулся [в столицу и] доложил об этом императору. У-ди был доволен. Он понял, что Жэнь — [человек] способный [и] не боится сильных противников[860]. [Он] назначил Жэня инспектором по делам чиновников с неограниченными полномочиями в Поднебесной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги
Непрошеная повесть
Непрошеная повесть

У этой книги удивительная судьба. Созданная в самом начале XIV столетия придворной дамой по имени Нидзё, она пролежала в забвении без малого семь веков и только в 1940 году была случайно обнаружена в недрах дворцового книгохранилища среди старинных рукописей, не имеющих отношения к изящной словесности. Это был список, изготовленный неизвестным переписчиком XVII столетия с утраченного оригинала. ...Несмотя на все испытания, Нидзё все же не пала духом. Со страниц ее повести возникает образ женщины, наделенной природным умом, разнообразными дарованиями, тонкой душой. Конечно, она была порождением своей среды, разделяла все ее предрассудки, превыше всего ценила благородное происхождение, изысканные манеры, именовала самураев «восточными дикарями», с негодованием отмечала их невежество и жестокость. Но вместе с тем — какая удивительная энергия, какое настойчивое, целеустремленное желание вырваться из порочного круга дворцовой жизни! Требовалось немало мужества, чтобы в конце концов это желание осуществилось. Такой и остается она в памяти — нищая монахиня с непокорной душой...

Нидзе , Нидзё

Древневосточная литература / Древние книги