Читаем Исторические записки. Т. VIII. Жизнеописания полностью

Когда скончалась императрица Гао-хоу, представители рода Люй подняли мятеж, высшие сановники истребили их, [и] на престол вступил император Сяо Вэнь (180 г.). После того как Сяо Вэнь-ди занял престол, он призвал к себе Тянь Шу и спросил: «Вы, почтенный, знаете выдающихся людей Поднебесной?» Шу отвечал: «Разве я способен знать это?» Тогда государь продолжал: «Вы — выдающийся человек, и вам подобает это знать». Склонившись в поклоне, Шу сказал: «Прежний правитель области Юньчжун Мэн Шу — выдающийся человек». Но в то время Мэн Шу попал под суд; из-за серьезных вторжений сюнну через наши заставы, из-за [их] грабежей и насилий, в особенности в Юньчжуне, [его] сняли [с должности]. Государь сказал: «Покойный наш император держал Мэн Шу на посту правителя области Юньчжун более десяти лет, но стоило вторгнуться туда варварам, Мэн Шу не смог создать крепкую оборону и без толку потерял на поле боя несколько сотен солдат и командиров. Он превосходит других разве что в [умении] отправлять людей на гибель. Как же вы можете утверждать, что Мэн Шу выдающийся человек?» Тянь Шу, поклонившись государю, ответил: «Именно эти события показывают, что Мэн Шу — выдающийся человек. Ведь когда Гуань Гао и другие задумали поднять восстание, государь издал ясный указ, по которому любой из чжаосцев, который осмелился бы сопровождать чжаоского вана в столицу, наказывался смертью вместе с тремя [240] коленами родичей Однако Мэн Шу обрил себе голову, надел на шею ярмо преступника и последовал за чжаоским ваном Ао, намереваясь погибнуть за него Разве тогда он мог предположить, что станет правителем области Юньчжун! Когда Хань и Чу противостояли друг другу, а [их] войска истощили свои силы, сюннуский [вождь] Маодунь, вновь подчинив себе северных варваров, стал наносить вред нашим пограничным землям. Мэн Шу понимал, что его воины утомлены, и был не в состоянии отдать им приказ [снова идти в бой]. Но его солдаты поднялись на крепостные стены и вступили в смертный бой с противником. Они бились, как сыновья за своего отца, как младшие братья за своих старших братьев, и поэтому-то их и полегло несколько сотен человек. Разве это Мэн Шу бросил их в сражение?! Вот почему я и считаю Мэн Шу выдающимся человеком»

Тогда государь сказал «Сколь мудр этот Мэн Шу!» — вновь призвал Мэн Шу и сделал его управителем области Юньчжун.

Прошло несколько лет, [и Тянь] Шу был обвинен в нарушении законов и уволен с должности. В это время лянский Сяо-ван послал своих людей убить прежнего уского чэнсяна Юань Ана[838]. Цзин-ди, призвав к себе Тянь Шу, поручил ему расследовать лянское дело. Шу собрал все сведения по нему [и], вернувшись, доложил [Цзин-ди]. Цзин-ди спросил: «В Лян действительно было это?» Шу ответил: «Да, убийство имело место». Государь продолжал: «Как же поступить в этом случае?» Тянь Шу отвечал: «По лянскому делу ничего не надо предпринимать, государь» «Почему же?» — спросил император. Шу ответил: «Если лянский ван не будет казнен, то ханьские законы окажутся невыполненными, если же он будет наказан по закону, то мать-императрица не сможет ни есть ни спать, и это принесет Вашему величеству большие треволнения и неприятности». Цзин-ди оценил мудрость его совета и назначил [Тянь Шу] сяном в Лу.

Когда Шу в качестве чэнсяна прибыл в Лу, лусцы стали жаловаться ему на то, что ван[839] захватывает их имущество и богатства. [Собрались] более ста жалобщиков. Тянь Шу схватил двадцать человек из этой сотни как зачинщиков и назначил каждому по пятьдесят ударов палками, а всем остальным — по двадцать ударов, с гневом говоря им: «Разве ван не ваш правитель? Как же вы смеете так говорить о своем ване?!» Луский ван, прознав про это, очень устыдился и приказал открыть свои хранилища и запасы денег поручив чэнсяну вознаградить пострадавших. Чэнсян сказал [241] «Ван сам захватывал это добро, а сейчас поручает чэнсяну все это возвращать. Получается, что ван нехорош, а чэнсян добр. Я, сян, не буду раздавать отобранное». Тогда ван все захваченное роздал сам.

Луский ван любил охотиться. Чэнсян обычно сопровождал вана в его поездках в парки. Ван постоянно отсылал своего чэнсяна в его резиденцию, сян уходил и часто отсиживался за границами парка в ожидании вана. Ван много раз посылал гонцов, призывая чэнсяна отдохнуть, но чэнсян не уходил, отвечая так: «Пока мой ван находится в парке на открытом месте, как же я могу удалиться в помещение!» По этой причине луский ван не очень часто выезжал из дворца.

Через несколько лет [Тянь] Шу, пребывая на своей должности, скончался. Луский ван выделил сто цзиней золотом для принесения жертвы в его память, [но] Жэнь, младший сын покойного, не принял этого подношения, сказав: «Не надо сотней цзиней золота порочить имя покойного»[840].

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники письменности Востока

Самгук саги Т.1. Летописи Силла
Самгук саги Т.1. Летописи Силла

Настоящий том содержит первую часть научного комментированного перевода на русский язык самого раннего из сохранившихся корейских памятников — летописного свода «Исторические записи трех государств» («Самкук саги» / «Самгук саги», 1145 г.), созданного основоположником корейской историографии Ким Бусиком. Памятник охватывает почти тысячелетний период истории Кореи (с I в. до н.э. до IX в.). В первом томе русского издания опубликованы «Летописи Силла» (12 книг), «Послание Ким Бусика вану при подношении Исторических записей трех государств», статья М. Н. Пака «Летописи Силла и вопросы социально-экономической истории Кореи», комментарии, приложения и факсимиле текста на ханмуне, ныне хранящегося в Рукописном отделе Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН (М, 1959). Второй том, в который включены «Летописи Когурё», «Летописи Пэкче» и «Хронологические таблицы», был издан в 1995 г. Готовится к печати завершающий том («Описания» и «Биографии»).Публикацией этого тома в 1959 г. открылась научная серия «Памятники литературы народов Востока», впоследствии известная в востоковедческом мире как «Памятники письменности Востока».(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче
Самгук саги Т.2. Летописи Когурё. Летописи Пэкче

Предлагаемая читателю работа является продолжением публикации самого раннего из сохранившихся памятников корейской историографии — Самгук саги (Самкук саги, «Исторические записи трех государств»), составленного и изданного в 1145 г. придворным историографом государства Коре Ким Бусиком. После выхода в свет в 1959 г. первого тома русского издания этого памятника в серии «Памятники литературы народов Востока» прошло уже тридцать лет — период, который был отмечен значительным ростом научных исследований советских ученых в области корееведения вообще и истории Кореи раннего периода в особенности. Появились не только такие обобщающие труды, как двухтомная коллективная «История Кореи», но и специальные монографии и исследования, посвященные важным проблемам ранней истории Кореи — вопросам этногенеза и этнической истории корейского народа (Р.Ш. Джарылгасиновой и Ю.В. Ионовой), роли археологических источников для понимания древнейшей и древней истории Кореи (академика А.П. Окладникова, Ю.М. Бутина, М.В. Воробьева и др.), проблемам мифологии и духовной культуры ранней Кореи (Л.Р. Концевича, М.И. Никитиной и А.Ф. Троцевич), а также истории искусства (О.Н. Глухаревой) и т.д. Хотелось бы думать, что начало публикации на русском языке основного письменного источника по ранней истории Кореи — Самгук саги Ким Бусика — в какой-то степени способствовало возникновению интереса и внимания к проблемам истории Кореи этого периода.(Файл без таблиц и оригинального текста)

Ким Бусик

Древневосточная литература

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги
Непрошеная повесть
Непрошеная повесть

У этой книги удивительная судьба. Созданная в самом начале XIV столетия придворной дамой по имени Нидзё, она пролежала в забвении без малого семь веков и только в 1940 году была случайно обнаружена в недрах дворцового книгохранилища среди старинных рукописей, не имеющих отношения к изящной словесности. Это был список, изготовленный неизвестным переписчиком XVII столетия с утраченного оригинала. ...Несмотя на все испытания, Нидзё все же не пала духом. Со страниц ее повести возникает образ женщины, наделенной природным умом, разнообразными дарованиями, тонкой душой. Конечно, она была порождением своей среды, разделяла все ее предрассудки, превыше всего ценила благородное происхождение, изысканные манеры, именовала самураев «восточными дикарями», с негодованием отмечала их невежество и жестокость. Но вместе с тем — какая удивительная энергия, какое настойчивое, целеустремленное желание вырваться из порочного круга дворцовой жизни! Требовалось немало мужества, чтобы в конце концов это желание осуществилось. Такой и остается она в памяти — нищая монахиня с непокорной душой...

Нидзе , Нидзё

Древневосточная литература / Древние книги