Истории молодого математика

На том мы и расстались, но через пару месяцев я навестил его в больнице после (удачно!) прооперированной язвы.

А в моей жизни кое-что тоже развивалось драматично. Как я ни пытался доказывать аналитичность решений вариационных задач высокого порядка, дело не шло. Я подбирался к вопросу и так и этак, но решение каждый раз ускользало. Не хотела задачка решаться, хоть тресни!

Но однажды! Будучи в отчаянии, я решил проанализировать конкретные примеры, чтобы хоть что-то понять, и почти сразу обнаружил, что гипотеза аналитичности неверна – такого никто не ожидал! Нина Николаевна Уральцева[169] была первой, кому я показал контрпримеры. Она нахмурилась: «Не может быть!», – но взяла рукопись домой и обещала проверить, а через неделю объявила всему Большому семинару, что я прав.

Я ликовал. То был самый настоящий подарок. Подарок свыше! Вот каким совершенно неожиданным образом обернулся совет В. M. Бабича.

Что касается моего упомянутого доклада на семинаре В. И. Смирнова, то боюсь, Вася Бабич был излишне критичен. Несомненно, приступая в то время к работе, я был уверен, что добьюсь успеха, поскольку применял к краевым задачам свои собственные новые методы исследования функций в областях с нерегулярными границами. Разве мне не следовало собрать урожай?

К близким методам на Западе подошли через несколько лет. Там появились свои пророки, а мои работы из-за публикации в труднодоступных советских журналах и языкового барьера замечены не были, и некоторые из них остаются свежими по сей день, то есть через 40–50 лет после выхода из печати.

Талант

Не скрою, моему самолюбию польстило упоминание моего таланта Василием Михайловичем. Без тени сомнения он высказал то, в чем у меня самого уверенности не было. Еще в школе я прочитал в «Дневнике» Ренара[170]:

«Талант – вопрос количества. Талант не в том, чтобы написать одну страницу, а в том, чтобы написать их триста. Нет такого романа, который не мог бы родиться в самом заурядном воображении; нет такой прекрасной фразы, которую не мог бы построить начинающий писатель. И тогда остется только взяться за перо, разложить перед собою бумагу и терпеливо ее исписывать. Сильные не колеблются. Они садятся за стол, они корпят.

Они доведут дело до конца, они испишут всю бумагу, они изведут все чернила. Вот в чем отличие людей талантливых от малодушных, которые ничего не начнут. Литературу могут делать только волы.

Самые мощные волы – это гении, те, что не покладая рук работают по восемнадцать часов в сутки. Слава – это непрерывное усилие.»

Книга Жюля Ренара

Заменить здесь литературу на математику труда не представляло. Мысль, высказанная писателем, звучала вдохновляюще для ознакомившегося с ней в восьмом или девятом классе Володи Мазья. В сравнении с жестким постулатом Шолом Алейхема: «Талант, как деньги: есть – так есть, а нет – так нет», ренаровская установка оставляла надежду.

Как-то раз, в 60-х, уже после матмеха, мы с Гришей Лозановским, прогуливаясь, обсуждали вопрос о наших собственных способностях: «Являются ли они специфически математическими?» И, к моему изумлению, Гриша, бывший для меня безусловным обладателем таланта к математике, немного подумав, высказался в том духе, что, серьезно занявшись с самого начала литературой, мы бы и в ней преуспели. «Ты так думаешь?» – только и спросил я тогда.

Готов ли я согласиться с ним сегодня? Достаточны ли для успеха в литературе или в математике острый интерес к предмету, ясный ум и умение работать? Стоило бы поставить эксперимент на однополых однояйцевых близнецах.

Одно скажу твердо: ни диплом об окончании матмеха, ни ученая степень доктора физико-математических наук, ни даже членство в Академии Наук не позволяют на вопрос «вы – математик?» возразить, как герой романа Михаила Булгакова: «Я – мастер».

Прощай, молодость!

«Прощай, молодость!» назывались боты и сапоги специальных моделей из моего детства, но их реклама не входит в мои цели. Просто чувствую, что уж слишком расписался, пора ставить точку. Вопрос: где ее поставить? Принимаю волевое решение: пусть она отмечает 31 декабря 1968 года. К 23 часам 45 минутам того дня я прожил ровно тридцать один год. Не то, чтобы, проснувшись первого января, я ощутил резкий переход в стадию зрелости, но ведь почти все в нашей жизни размыто и относительно.

А пока вы, многоуважаемые читатели, будете думать над последней сентенцией, отыскивая контрпримеры, я успею привести ссылку на упомянутые выше контрпримеры, свои собственные: В. Г. Мазья, «Примеры нерегулярных решений квазилинейных эллиптических уравнений с аналитическими коэффициентами», Функц. анализ и его прил., 2:3 (1968), 53–57. Пусть эта, не самая худшая из моих статей отделяет математически молодость автора от его зрелости.