Истории от разных полушарий мозга. Жизнь в нейронауке

Создавалось впечатление, будто ответ дает менее способная ментальная система. В конце концов, язык – это обычно не зона ответственности правого полушария. Может быть, это неумелая, как у маленького ребенка, языковая система, располагающаяся во взрослом теле и мозге? Видно было, что с усложнением зрительных раздражителей способность Дж. У. их называть ухудшалась. При этом его уровень выполнения заданий был сравним с уровнем других пациентов, у которых тоже развилась речь после рассечения мозолистого тела. Во всех случаях изречения правого полушария сводились к односложным предложениям. Похоже, составить многословное описание было для Дж. У. непосильной задачей. И все же звучало все так, будто он их делал.

Нам стало понятно, что это объясняется стратегией сотрудничества между двумя полушариями. Мы знали, что межполушарного обмена информацией, происходящего по нейронным путям в мозге, не происходит. Также мы знали, что правое полушарие Дж. У. не обладает синтаксическими способностями. Хотя он хорошо владел языком, его правое полушарие не могло отличить “слепого венецианца” (a blind Venetian) от “жалюзи” (a venetian blind). Порядок слов никак им не учитывался, что раз за разом подтверждалось в тестах, проводимых Кэти[173].

Так как же Дж. У. это делал? В конце концов мы поняли, что коллаборация полушарий могла состоять в следующем: левое генерировало сложные описания, основанные на выдаваемых правым “подсказках” из одного-двух слов[174]. Словно состарившиеся вместе супруги: один что-то бубнит, а другой вдруг вставляет словечко, чтобы вернуть повествование в нужную колею. Первый, замечая это, продолжает бубнить, но что-то уточняет, затем делает паузу, чтобы услышать еще одно слово от партнера, и так далее.

После интенсивного исследования в Дейвисе Дж. У. начал медленно раскрываться, так что стало проще отслеживать его прогресс. Когда речь развилась у пациентов П. С. и В. П., это произошло быстро, за год, и как-то иначе. Прогресс Дж. У. был медленнее и напоминал о первых калтеховских пациентах.

Различия между левым и правым полушариями: от клеток к процессам

Одним из ценнейших аспектов работы в междисциплинарном центре является то, что вам в голову приходят неожиданные вопросы и постановки экспериментов. Лео обучал молодого нейроанатома Джеффри Хатслера, и мне посчастливилось нанять его. Он обладал чрезвычайно ясным умом, был из тех умельцев, что в лаборатории незаменимы, и, несмотря на прекрасное чувство юмора, слыл в некотором роде одиночкой. Подготовить все к клеточным и химическим экспериментам в нейроанатомической лаборатории – занятие непростое. Оно требует много времени и терпения, да и работа сама тяжелая. Лишь благодаря тому, что мы с Джеффом оказались в одном и том же месте в одно и то же время, нам удалось заняться одной из важнейших проблем, связанных с функционированием человеческого мозга: есть ли в его корковых областях нечто особенное, что способствует овладению языком?

В нейробиологии часто возникает вопрос “гены или среда”. Появляется ли что-то уже настроенным изначально так, что возможность изменений невелика? Или основа определяется генетикой, но поддается модификации? В лаборатории по соседству с лабораторией Джеффа мы собственными глазами наблюдали зарождение языка и речи в некогда немом правом полушарии Дж. У. Изменилась ли основополагающая настройка, или задатки уже присутствовали изначально и просто начали развиваться каким-то неподвластным пока нашему пониманию образом?

Была и другая загадка. Все пациенты с расщепленным мозгом были тщательно исследованы Хилльярдом и его коллегой Мартой Кутас. Марте вскоре предстояло стать одним из мировых экспертов по определенному обнаруженному ею мозговому колебанию, которое назвали N400, или колебанием “семантического рассогласования”[175]. В проводимых Мартой тестах испытуемые слышали начало предложения наподобие “Я беру свой кофе со сливками и…”, а концовка высвечивалась на экране – либо подходящая (“сахаром”), либо неподходящая (“цементом”). Когда эксперимент проводился на обычных людях, мозг отвечал колебанием N400, если слово было неподходящим, в противном же случае этого колебания не возникало. Марта, по сути, обнаружила в мозге биомаркер синтаксиса.

Люди, исследующие колебания электрической активности мозга, также изучают вопрос, откуда эти колебания берутся. История “генераторов” мозговых колебаний долгая и запутанная. У здоровых людей колебание N400 присутствовало в обоих полушариях, хотя считалось, что лишь левое задействовано в понимании языка. Что в таком случае происходит у пациентов с расщепленным мозгом? Кутас и Хилльярд исследовали в общей сложности пять пациентов, и результаты еще сильнее все запутали.