Читаем История античной литературы полностью

Излагая события по годам — форма, принятая еще римскими анналистами, автор насыщает повествование острым драматизмом, показывая гибель положительных героев и неизменное торжество мрачных сил. Иногда Тацит пользуется контрастным сопоставлением фигур, подчеркивая отрицательное и положительное, избегая «средних тонов» и спокойно-повествовательного тона. Так, подозрительному, скрытному, злопамятному и лицемерному Тиберию противопоставлен честный и благородный Германик, кровожадным и преступным императрицам — жена Германика, мужественная и верная Агриппина Старшая. Однако положительных героев в «Анналах» мало, зато постоянно изображаются злобные и невежественные временщики, льстивые придворные, унижающиеся перед императорами сенаторы, жестокие воины. В изложение вводятся, как это принято в античной историографии, речи героев, составленные автором произведения для характеристики персонажей или для выражения своих собственных мыслей. В «Анналах» много и описаний, излюбленных в произведениях «нового стиля». Описываются бури, пожары, грозные явления природы, которые также должны потрясать и держать читателя в постоянном напряжении. Автор использует элементы поэтического языка, чтобы придать своим описаниям эмоционально-взволнованный характер.

Язык, которым он пользуется, исключительно своеобразен и богат. Он всегда полон нарочитой недоговоренности, лаконичен и предельно сжат. Автор держит читателя в непрерывном напряжении, заставляет работать мысль и воображение, дополнять, а иногда и разгадывать намеки автора. В эпоху империи у писателя нет другого средства выразить свои мысли. Он должен широко использовать все скрытые возможности языка, чтобы донести до читателя те мрачные прогнозы и страшные догадки, которые теснятся в его уме. Пожар Рима Тацит описывает в следующих выражениях:

Никто не осмеливался бороться с огнем, потому что какие-то темные люди не давали его тушить, угрожая насилием. Некоторые из них сами бросали в дома зажженные факелы, крича, что так велено, чтобы облегчить для себя грабеж, или и в самом деле по чьему-то приказанию.

Тацит намекает на императора Нерона. В Риме ходили слухи, что в 64 г. он сам приказал поджечь город, а когда огонь разбушевался, то Нерон, любуясь этим страшным зрелищем, исполнял под аккомпанемент лиры, стоя у окна в своем дворце, песню о гибели Трои.

Тацит всегда дает морально-психологический комментарий, но предлагает подчас читателю различные варианты объяснений и лишь каким-нибудь легким намеком указывает на то, которое разделяет сам автор.

Отвращение к императорскому деспотизму и выдающиеся художественные достоинства «Анналов» сделали это произведение одним из любимейших у писателей нового времени. Из Тацита черпали сюжеты для своих трагедий Расин и Корнель («Отон» Корнеля, «Британик» Расина).

В эпоху Французской революции в Таците видели критика монархов, «бичом тиранов» считали его и русские декабристы. Создавая свою «Историю Государства Российского», Карамзин не раз перечитывал Тацита; обращался к нему и Пушкин во время работы над «Борисом Годуновым». В стремлении русского поэта к лаконизму, сжатости и величайшей экономии художественных средств, характерных для этой драмы, можно заметить следы увлечения римским историком.

Однако к характерному для Тацита преувеличению роли личности Пушкин относился критически. Об этом свидетельствуют «Замечания на «Анналы» Тацита», написанные им. А. И. Герцен так описывает свое впечатление от чтения Тацита: «Задыхаясь, с холодным потом на челе, читал я страшную повесть». Под влиянием «Анналов» он даже написал драматическое произведение «Из римских сцен». «Мне кажется, — писал Герцен, — что из всех римлян писавших один Тацит необъятно велик»[142].

3. ЛИТЕРАТУРА ПОЗДНЕЙ ИМПЕРИИ

II ВЕК НАШЕЙ ЭРЫ

Со II в. н. э. римская литература вступает в полосу упадка и оскудения. Со времени Адриана (117—138 гг.) Рим постепенно уступает свое место провинциям. Провинциальные центры культуры выдвигают своих писателей, а на Востоке даже начинается своеобразное «греческое возрождение», центры которого находятся в городах Малой Азии. Здесь развивается так называемая «вторая софистика»[143]: выступает со своими блестящими сочинениями Лукиан, пишет свои «Сравнительные жизнеописания» Плутарх. В самом Риме при дворе Адриана, покровительствующего писателям, философам, актерам и музыкантам, не создается в это время никаких значительных литературных произведений. Римские императоры и их приближенные увлекаются греческой литературой, часто пишут на греческом языке (Марк Аврелий «К самому себе»), слагают и стихотворные произведения, изысканные по форме, но ничтожные по содержанию.

СВЕТОНИЙ

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное