История античной литературы

Юноша Лукий, у Апулея, попадат в Фессалию, область, прославленную чародейством, и останавливается в доме ростовщика Милона, жена которого Памфила была колдуньей. Лукий заводит роман с ее служанкой Фотидой, и она помогает ему подсмотреть, как Памфила превращается в сову. Сам он тоже жаждет испытать чудо превращения и умоляет Фотиду превратить его в птицу. Однако по ошибке она превращает его не в птицу, а в осла. Для того чтобы вновь обрести человеческий облик, необходимо пожевать лепестки роз. Однако это можно сделать только на следующее утро, а ночь Лукию приходится провести «в образе осла». По несчастью, на дом ростовщика ночью нападают разбойники и осел попадает в их руки. Так начинаются его скитания, во время которых он сталкивается с самыми разнообразными людьми, слышит и видит много интересного, так как никто не обращает на него внимания и все откровенно обнажают самые сокровенные стороны своей души. Он видит много преступлений и грубостей, терпит голод, не раз находится на краю гибели. Ослом владеют и разбойники, и беглые рабы, и бродячие шарлатаны, пока, наконец, убежав от хозяина, он не обращается на берегу моря с мольбой к богине Исиде, прося, чтобы она снова сделала его человеком. Богиня является ему во сне и, обещая спасение, требует, чтобы он в благодарность за помощь стал отныне ее верным служителем. На другой день, во время священной процессии, жрец дает пожевать Лукию венок из роз и осел обретает вновь человеческий образ. Он становится почитателем богини, посвящается в ее таинства и отправляется в Рим, где удостаивается самого высокого посвящения.

Самый сюжет произведения уже встречался до Апулея в приписываемом Лукиану сочинении «Лукий, или осел». Тут рассказ велся также в первом лице от имени Лукия, но произведение состояло из одной книги и было значительно короче, чем «Метаморфозы», состоящие из 11 книг.

Сочинение Лукиана лишено всякой мистически-религиозной окраски, характерной для Апулея, и в нем не говорится о помощи богини Исиды. Известно также, что существовала и другая повесть на эту же тему, принадлежавшая какому-то Лукию из Патр. Возможно, что эта повесть легла в основу рассказа Лукиана и романа Апулея. Римский писатель, однако, нанизал на этот сюжет большое количество всевозможных эпизодов, а также ввел в свое изложение около двенадцати разнообразных новелл. Свой роман Апулей начинает такими словами:

Вот я сплету тебе на милетский лад разные басни, слух благосклонный твой порадую лепетом милым, если только соблаговолишь ты взглянуть на египетский папирус, исписанный острием нильского тростника. ...Внимай, читатель, позабавишься!

(Пер. С. П. Маркиша)

Автор, следовательно, хочет развлечь своих читателей, так же как это делали авторы знаменитых в античности «Милетских повестей».

Этот жанр новеллистического рассказа, который использовал и Петроний (см. главу о Петронии), привлекает и Апулея. Автор «Метаморфоз» как бы развертывает перед читателями пестрый, блещущий разнообразными красками и расцвеченный причудливыми рисунками ковер. Вместе с тем в одиннадцатой книге романа (11 считалось у неопифагорейцев особым, мистическим числом) он раскрывает смысл всего повествования, толкуя всю историю Лукия в духе свойственного автору «платонизма».

Сюжет романа истолковывается им аллегорически. Жрец Исиды разъясняет юноше, что тот стал рабом «любопытства» и «чувственности» и поэтому попал в подчинение к судьбе, которая и преследовала его на протяжении всего романа. Только исцелившись от своих недостатков и приобщившись к высоким таинствам Исиды, он обретет свободу от «рока» и чистое блаженство, грязная шкура низкого животного спадет с него тогда навсегда. Таким образом, писатель прославляет всемогущество богини и осуждает полную страстей и заблуждений жизнь обычных людей. В подобной оценке человеческого существования проявляется характерная для поздней античности точка зрения, уже подготавливавшая в какой-то мере религию христианства. Апулей предстает перед нами в конце романа не просто как занимательный рассказчик, а как приверженец мистических культов, широко распространившихся в это время во всей римской империи. Та точка зрения, с которой он смотрит на развертывавшуюся перед ним жизнь, мешает ему глубоко проникнуть в причины царящих в ней несправедливостей и горя, хотя он и показывает с меткой наблюдательностью тяжелое существование простого люда и рабов, жестокость и произвол римских правителей. Нигде, однако, автор не поднимается до «бичующей сатиры» или открытого осуждения.