Уроженцем Южной Италии был Ивик, в стиле и языке поэзии которого, как у Стесихора, четко прослеживается влияние эпической традиции. Ивик был современником Анакреонта. Вместе с последним или же несколько раньше он долго жил при дворе самосского тирана Поликрата. Самому правителю, а может быть, его тезке-сыну, Ивик посвятил энкомий, хоровую песню в честь человека, прославленного своими заслугами, и таким образом положил начало новому виду хоровой лирики. Мифические персонажи троянских сказаний, упомянутые в этой песне со всем набором традиционных эпических формул, должны были у Ивика удостоверить и увековечить красоту воспеваемого юноши. Поэт противопоставил силе войны мощь Афродиты, а поэзию провозгласил вечным средством утверждения красоты. Во фрагментах любовных песен Ивик изображает страсть силой, приходящей извне, чуждой человеку и одновременно непреодолимой; отсюда торжественность и величие ее художественного образа:
Одним из главных представителей торжественной хоровой лирики был Симонид Кеосский (556—468). Уже в гомеровском эпосе мысль о кратковременности человеческого существования была преодолена в представлении о вечности славы. Симонид в своих стихотворениях прославляет доблесть человека, требуя, чтобы воспоминание о достойном человеке было воплощено в пластической или словесной форме, а лучше и в той и в другой. Симониду принадлежит известное изречение о живописи, как о немой поэзии и о поэзии, как о говорящей живописи. Среди хоровых песен его особенно знамениты были трены, плачи о мертвых, которым, по преданию, поэт придал новую форму и первым начал прославлять в них воинов, павших в боях за родину. В отрывке из трена в честь павших при Фермопилах поэт уподобляет их героям древних времен, перенося на своих современников архаические понятия героизма и объявляя, что их подвиги будут вечным примером для подражания живущим («Светел жребий и подвиг прекрасен...»).
Впервые у Симонида возникает представление об идеальном гражданине государства, олицетворяющем гармонию физических и интеллектуальных сил. Поэт противопоставляет свое творчество, цель которого поучать и наставлять людей, развлекательной поэзии: «Не из душистых пестрых цветов, выросших на росистых лугах, плету я кратковечные и бесполезные венки, но из горького тимьяна, подобно пчеле, высасываю я сладкий мед своей песни».
Обращаясь к мифическим сюжетам, Симонид использует мифы по-своему. Примером такого переосмысления мифа может служить отрывок из трена, где идет речь о Данае и ее сыне Персее. История Данаи была широко известна. Ее отцу некогда была предсказана смерть от руки внука, поэтому он спрятал дочь от человеческого взора. Но ее увидел Зевс и проник к ней в темницу в виде золотого дождя. Когда же Даная родила сына, отец заточил ее вместе с новорожденным Персеем в деревянный ларец и бросил в море. Плач Данаи — содержание симонидовского отрывка. Но не события мифа интересуют поэта, а переживания несчастной матери, которая, оплакивая себя и ребенка, в то же время убаюкивает его; в ее песне звучит любовь и надежда, в них она ищет спасения от опасности; ее молитва, обращенная к Зевсу, воспринимается как мольба к земному отцу младенца.
Выше говорилось об эпиграммах Симонида. В них, как и во всей поэзии Симонида, отразился жизнеутверждающий и активный оптимизм ионийского мироотношения, направленный на решение вопроса о цели и сущности правильной жизни.
Иначе развивалось творчество Пиндара, которого греки называли классиком торжественной хоровой лирики. В поэзии Пиндара нашла свое полное завершение архаическая греческая лирика, связанная с идеями эллинской потомственной аристократии.