История армянского народа. Доблестные потомки великого Ноя

Возвышенность, на которой стоит Ани в окружении высоких утесов, на севере и востоке ограничено быстрой рекой Арпачай, текущей из озерного района Малого Кавказа, с гор, чьи северные склоны глядят на город Александрополь. На западе еще одна глубокая долина – долина Аладжана[58] – ограничивала столичный город, который с южной стороны резко оканчивался крутой стеной гор между Арпачаем и его притоком Аладжаном. Два ущелья, потоки из которых впадали в обе реки, отделяли выступ от соседнего горного массива, но два этих природных рва с одного конца разделяла полоса земли шириной примерно 600 метров. Именно там армяне сконцентрировали все оборонительные сооружения, возведя двойную стену с башнями, над которой господствовала огромная башня у главных ворот города. Вдоль края утесов построили огороженное укрытие поменьше, а на холме в южном конце этого громадного уступа возвышалась цитадель.

Город занимал площадь около 75 гектаров.

Мы не знаем, из чего состоял древний Ани, насколько он был велик и занимал ли город всю возвышенность. Возможно, он помещался только в южной части, где господствовал холм с цитаделью, и эту гипотезу подкрепляют следы стен и ворот, которые еще можно различить в самой узкой части выступа. Однако нет никаких сомнений в том, что строительство стен, защищавших город с севера, началось при царе Ашоте, сразу же, как только он выбрал Ани в качестве убежища для своего двора, поскольку эта сторона участка места была самой уязвимой, по сути единственной, через которую враг мог попытаться проникнуть в город. Работы над этими стенами были закончены при Смбате II (977–990).

В Европе есть немало городов, которые по-прежнему окружены своими средневековыми укреплениями, например Авиньон, Эг-Морт, Каркасон в одной только Южной Франции, но и на Востоке подобного рода руины встречаются так же часто. Например, валы, построенные в Трапезунде еще при Комнинах. Фрагменты фортификаций – это все, что осталось от Антиохии, а на горах, глядящих на Тбилиси, можно видеть руины грузинского акрополя. Однако ни один из этих городов нельзя сравнить с Ани[59] в том глубоком впечатлении, которое производит на путешественника этот мертвый город. Затерянный в середине обширной пустоши, он несет на себе глубокие раны, полученные в час гибели.

Ани при Багратидах был крупным и красивым городом с множеством церквей, дворцов, с великолепными стенами из разноцветного вулканического камня, часто легкого, как пемза. Главными религиозными сооружениями были собор и храмы Апостолов, Святого Стефана, Святого Георгия Просветителя, Искупления, но город мог похвалиться таким количеством часовен, что у жителей вошло в поговорку клясться тысячью и одной церковью Ани. Сегодня не различить ни улиц, ни площадей, ни рынков.

Этот город был плодом трудов не одного Ашота, а всех правителей династии Багратидов, которые с удовольствием улучшали свою столицу, а также и армян всего региона, щедро жертвовавших ему в течение нескольких веков (885– 1077). Ани олицетворял Армению, которая столь долго находилась в бедственном положении. Прежние поколения видели Арташат, Тигранакерт, Двин и другие процветающие армянские города, но все эти столицы пали одна за другой, исчезли, оставив только смутные воспоминания. Возвысив Ани до положения столицы, Ашот дал армянам митрополию, центр, которому, как тогда казалось, суждено было простоять вечно. В его стенах царь соединил светскую власть и духовный авторитет. Ани стал сердцем Армении.

Великий Гарун аль-Рашид, только что воцарившийся в багдадском дворце как повелитель правоверных, оказался гуманнее своих предшественников. Арабы прочно утвердились на завоеванных землях, и двор халифов, постепенно выкристаллизовавшись из неотесанной толпы первых воинов ислама, стал менее грубым и более изысканным. Наследников Умара окружала неограниченная роскошь, делая их более снисходительными.

Халиф, чью власть над Арменией обеспечивали арабские сановники в араратской стране, приказал своим наместникам Язиду II (786–788) и Хузиму (798–818) относиться к армянам не так сурово. Эти правители, однако, не умерили свою жестокость. Будучи фанатичными мусульманами, они не питали ничего, кроме ненависти и презрения, к христианским народам, отданным им на милость, и не останавливались даже перед самыми гнусными злодействами в кровопролитии и удовлетворении своей алчности. В области Багреванд чиновник Язида, за отсутствием лучшего предлога для потворства своим бесчеловечным прихотям, велел задушить одного из собственных рабов и бросить в овраг у Эчмиадзина. Затем в его убийстве он обвинил монахов, и все ради того, чтобы разграбить их святыни и убить сорок два насельника.