Сцена «Царство теней
» была навеяна иллюстрациями Гюстава Доре к «Раю» из «Божественной комедии» Данте, и даже сегодня воздушные ангелоподобные фигуры Доре угадываются в танце Петипа. Видение возникает в воображении воина Солора, влюбленного в прекрасную баядерку: когда она умирает, он ищет утешения в опиумном забытьи и находит возлюбленную в подземном мире, где обитают души умерших женщин. Видение начинается с появления одинокой тени в белом тюле, накрытой прозрачной вуалью, – она выходит на открытую ярко освещенную сцену из дальнего правого угла. Стоя в профиль, тень встает в элегантный арабеск с наклоном вперед, нога высоко поднята сзади, затем следуют прогиб в спине и два шага вперед. Она повторяет комбинацию, в то время как вторая тень появляется из-за кулис, и они двигаются синхронно, затем появляется еще одна тень, и еще, и еще. Одна за другой, нескончаемой длинной вереницей, тени (если точно, их было 64, позднее это число сократили до 32) по прямой, а затем «змейкой», монотонно пересекают сцену, освобождая место следующим. Визуальное крещендо нарастает с каждым повтором, пока вся сцена не заполняется танцовщицами и они не выстраиваются в идеальные ряды.Это был потрясающий зрительный образ, и появиться он мог только в Санкт-Петербурге. Танцевальный рисунок Петипа вызывал ощущение хрупкости отдельной личности и напоминал об увлеченности Готье, Перро и других сновидениями (танцовщицы вступают в мир теней в одиночестве). При этом он переводил романтическую мимолетность вилис, духов и женщин в белом на гораздо более благородный и формальный язык русского танца, не добавляя роскошных декораций и костюмов (хотя Петипа делал и это), а раздвигая рамки хореографической изобразительности. Шаги были французские, но их организация – расширенная за счет повторов – была созвучна архитектурным пропорциям Эрмитажа и петергофских садов и напоминала балы при дворе. Вспоминается описанный Готье полонез в Зимнем дворце: в свете газовых рожков процессия во главе с царем, придворные ровными рядами проходят по парадным залам в повторяющихся движениях танца, который длился часами – «малейшая неловкость в жесте, незначительная ошибка в шаге, движение чуть невпопад… ничто не ускользало от внимания». И еще один момент: танец теней (как и полонез) напоминал простой линейный танец – народный обряд, возвышенный до принятого при дворе искусства23
.
«Баядерка
» стала своеобразной вехой, но Петипа совершил настоящий прорыв, только когда ему было под семьдесят и за плечами у него было сорок лет опыта работы на русской сцене. Он мог бы никогда этого не сделать, если бы не определенные события и музыка Петра Чайковского. В 1881 году Александр II, последний из проводивших прозападные реформы русских царей, был убит. Его сын и преемник, Александр III, был совершенно из другого теста. Необразованный и сентиментальный, крупный, мускулистый и неуклюжий с виду, он ненавидел «бесконечный котильон» и придворный церемониал и предпочитал ему простую домашнюю жизнь в своих уединенных загородных резиденциях. Он был глубоко набожным и симпатизировал некоторым направлениям славянофильской мысли. Он считал себя «настоящим русским» – человеком от природы душевным и блаженно лишенным лживых манер и этикета петербургской элиты. Впервые за почти два столетия русский, а не французский, стал принятым при дворе языком, а царь отвернулся от Санкт-Петербурга и обратил свои взоры и симпатии к Москве24.Россия стала выглядеть иначе. Изменилась военная форма: не стало эполет и сабель, вместо них появились сюртуки и сапоги, а к флагштокам добавились православные кресты. Сам Александр отрастил длинную пышную бороду (и призывал к этому своих солдат) и оказывал щедрую поддержку церкви: дюжины новых, в стиле XVII века, храмов выросли в деревнях, именно Александру мы обязаны появлением впечатляющего и чересчур яркого, с расписными луковками, храма Спаса на Крови в Санкт-Петербурге – агрессивно московского дополнения к преимущественно европейскому архитектурному ландшафту города. Для своей коронации в Москве Александр приказал поставить балет, и Петипа (как всегда бывший в курсе событий) сочинил аллегорию под названием «Ночь и день
» с национальными танцами, завершавшуюся общим русским хороводом танцовщиков, окружавших «самую статную красавицу – Русь»25.