История балета. Ангелы Аполлона

Однако, пожалуй, никто из поклонников «Русского балета Дягилева» не стоял ближе к будущему британского балета, чем Джон Мейнард Кейнс. О Кейнсе обычно вспоминают как о выдающемся экономисте XX века, но он также был тесно связан с классическим танцем и был ключевой фигурой среди тех, кто способствовал расцвету британского балета.

Кейнс родился в 1883 году и никогда не забывал идиллической добропорядочной жизни своих ранних лет. Это был период перехода викторианской Англии к эпохе короля Эдуарда, когда все подчинялось стремлению к знаниям и искусству. Получив образование в Итоне, он продолжил блестящую карьеру в Королевском колледже в Кембридже, где был посвящен в знаменитое Апостольство – сплоченное мужское тайное общество интеллектуалов, многие из которых, как и Кейнс, стали видными деятелями Блумсберийского кружка. Это были лучшие и светлейшие умы Англии (однажды Кейнс написал Литтону Стрэчи: «Это мономания – то колоссальное нравственное превосходство, которое мы ощущаем? У меня такое чувство, что большинство остальных людей никогда ничего не видят: слишком глупы и порочны»); они серьезно относились к познанию, а также к собственной одаренности. Встречи «апостолов», задававшие тон Блумберийскому кружку, представляли собой коктейль из острот, только им понятных шуток, сексуальных намеков и строго регламентированных дискуссий о философии и искусстве – Кейнс представлял доклады на такие темы, как «красота»¹¹.

Как и Вирджиния Вулф, Литтон Стрэчи и другие члены кружка, Кейнс был бунтарем. Бунтарем против викторианской этики, которая требовала от личности принесения своих чувств и желаний на алтарь общественного долга или посвящения себя тому, что Кейнс определял как «любовь к деньгам». Он указал путь, сформулировав серьезную философскую доктрину в защиту «праведных» внутренних состояний, которые достигаются умственным трудом и стремлением к красоте, любви и гомосексуальности, которую «апостолы» нежно называли «высшей содомией». (У Кейнса были страстные и серьезные отношения с писателем Стрэчи и с художником Дунканом Грантом.) Речь шла не о простой терпимости, а о подлинной эмоциональной реакции, связанной с желанием создать новую образованную аристократию, свободную от ханжества и «респектабельности» прошлого. Отсюда пристрастие членов кружка к вечеринкам, переодеваниям мужчин и женщин, непристойным шуткам (в них Кейнс всех перещеголял) и не менее страстное увлечение культурой, искусством и личной жизнью¹².

Эти интеллектуальные и личные симпатии частично сближали «блумсберийцев» с Дягилевской труппой – учитывая ее яркую сексуальность (Нижинский), художественную смелость и аристократические традиции. «Дягилев умел искусно сочетать, – отметила однажды балерина Лидия Лопокова (Лопухова), – прекрасное с шикарным, а революционное искусство – с атмосферой старого мира». Но если балет привлек внимание Кейнса, то именно Первая мировая война выдвинула для него балет на первый план. Война, как сказал Клайв Белл, «разрушила наш уголок цивилизации так основательно, как это могла бы сделать революция». Кейнс, получивший в 1915 году высокий пост в Министерстве финансов, был вырван из своей мирной жизни Кембриджа и Блумсберийского кружка и перенесен в мир подлинного отчаяния. Письма к друзьям и современникам возвращались с пометкой «Погиб на фронте», а так как потери множились, он выступил с протестом против продолжения военных действий. Он подал заявление с отказом от призыва на военную службу на основании сознательного несогласия (протест символический, так как он уже был освобожден в связи с занимаемым постом в правительстве) и думал подать в отставку: «Я работаю на правительство, которое презираю, для достижения целей, которые считаю преступными». Как и Э. М. Форстер (также бывший студент Королевского колледжа и «апостол»), Кейнс видел, что его обожаемый мир «рушится <…> Попытка постичь универсум посредством чувств и интеллекта – роскошь, которую следующее поколение не сможет себе позволить»¹³.