История балета. Ангелы Аполлона

Несмотря на то что Аштон одобрял далеко не все, он лучше других понимал харизматичную притягательность пары. В 1963 году он создал свой последний балет для Фонтейн и Нуреева – «Маргарита и Арман» на музыку Листа, по мотивам романа XIX века «Дама с камелиями» Александра Дюма, вдохновившись также чувственным исполнением главной роли Гретой Гарбо в фильме, снятом по тому же сюжету в 1936 году. Роскошная, сексуально окрашенная балетная мелодрама (по выражению одного критика, «оргия культа звезд»), великолепно оформленная Сесилом Битоном, вопреки незначительным достоинствам хореографии (и ворчанию критиков), была принята с восторгом – как Аштон и предсказывал⁴⁷.

И это было еще не все. Фонтейн, возможно, оттеняла Нуреева, дикого ребенка шестидесятых, но и сама не была застенчивой. Как мы видели, она была смелой танцовщицей и сильной соперницей, и даже Нуреев был потрясен ее самоотверженностью: «Марго бросается бог знает во что, и я должен бороться». При всем своем дерзком и зверином магнетизме Нуреев был довольно консервативен. Современным постановкам он предпочитал классику XIX века, а Фонтейн на ней выросла. Поэтому нельзя сказать, что благодаря Нурееву Фонтейн помолодела – они оба пребывали в «почтенном возрасте». В то время как Макмиллан и хореографы на континенте развивали экспериментальные направления, Фонтейн и Нуреев продолжали танцевать классику в Европе и Америке. На самом деле Фонтейн занималась тем же, чем и всегда: делала балет новым поп-массовым искусством. Только с Нуреевым она делала это парадоксальным образом – живя в прошлом⁴⁸.

В то время как Фонтейн растворялась в мировой славе и драме личной жизни (ее панамский муж стал инвалидом после того, как в него стреляли во время одного из его политических приключений, и Фонтейн беззаветно за ним ухаживала), а Макмиллан рвался к более «насущному» искусству, Аштон твердо стоял на своем: он принялся отстаивать классический балет, каким его знал. «С каких пор, – сетовал он по поводу успеха Макмиллана, – “темы” стали вечными вопросами искусства? Точно так же можно сказать, что Шарден был плохим художником, потому что рисовал капусту. <…> А мне почему нельзя остаться с моими “темами”?»⁴⁹

И в 1960 году он поставил «Тщетную предосторожность» – короткий двухактный балет на музыку Фердинанда Герольда в обработке Джона Ланчбери. «Меня охватила тоска по Англии конца XVIII и начала XIX века, – писал он позднее, – по сравнению с ней сегодняшняя страна кажется убогой и шумной». Сесил Битон позднее вспоминал, как Аштон работал над балетом в своем загородном доме в Саффолке, в окружении реликвий ушедшего века, «роз в викторианских вазах, на фарфоре, на ситце. Его дом похож на дом старой тетушки». Опираясь на сценарий французского комического балета 1789 года, который он переписал от руки в Британском музее, Аштон написал собственную версию истории молодой крестьянки Лизы и ее овдовевшей матери, которая обещает выдать дочь замуж за сына богача. Естественно, Лиза любит Кола, местного деревенского парня, и после череды злоключений умудряется убедить мать благословить их любовь⁵⁰.

Постановка могла бы быть оригинальным милым пустячком, что было бы на руку Макмиллану. Но она стала значительной работой в комическом жанре. Голос Аштона звучит в беззастенчивом утверждении чистой любви и пасторальных идеалов. Ведущие партии исполняли Надя Нерина и Дэвид Блэр, хорошие исполнители, не обремененные мировой славой. Блэр (настоящее имя Дэвид Баттерфилд) родился в Йоркшире и принадлежал поколению танцовщиков, стремившихся усовершенствовать мужскую технику. Он владел бравурным стилем, но его небрежные движения и осанка выдавали простое происхождение; де Валуа возмущало отсутствие у него манер, но Аштон видел дальше. Ему не нужен был принц, а Блэр был воплощением обычного парня. Неслучайно художником декораций Аштон выбрал Осберта Ланкастера. Известный своими сатирическими «карманными карикатурами», в которых он подтрунивал над слабостями правящего класса, Ланкастер разделял ностальгию Аштона по ушедшей эдвардианской эпохе и придумал декорации залитой солнцем фермы, полной цыплят, с серьезным видом исполняющих глупый, но симпатичный танец. Повсюду были ленты: на кошачьей корзинке, в танцах с шестом, в упряжках пони.