Читаем История балета. Ангелы Аполлона полностью

Достижения и наследие Джерома Роббинса огромны и стоят вне времени. Нельзя сказать, что они стали универсальным языком в балете, но они вылились в нечто гораздо более любопытное: в чисто американскую способность преувеличивать и искажать, ставить с ног на голову и вдыхать новую жизнь путем смешения стилей и жанров. Роббинс знал, как синтезировать и ассимилировать, как сочетать противоположности – классический балет и танцевальный сленг улиц, и он вылепил из них единое, неразрывное целое. У него был жадный до знаний ум и тяга к экспериментаторству, и его театральное чутье не имело себе равных. Метания между повествованием и чистым танцем определили место Роббинса в самом сердце классической традиции, которой подобные поиски были тоже не чужды. Он терпел неудачу лишь в тех случаях, когда выбирал что-то одно – а именно балет, и слишком усердно старался «выпарить» из своих сюжетов чистый классический язык танца. «Танцы на вечеринке» стали вершиной его творчества; последовавшие за ними балеты не отдавали должного его таланту. А тот факт, что Роббинс в итоге снял шляпу перед Баланчиным, лишний раз свидетельствует о его трезвом, аналитическом складе ума. Он знал, что обладал великим талантом. Но он также знал, что гений Баланчина был еще более великим.


Баланчин – это отдельный мир. Его балеты стали драгоценными камнями в венце балета ХХ века: по глубине и масштабности они далеко превосходят все созданное Роббинсом, Тюдором, Аштоном или кем-либо из советских балетмейстеров. И даже если их работы порой были чем-либо полезны для Баланчина, мало кто сомневался, что он все равно был на голову выше. В то же время его почерк сильно отличался от остальных. Его не интересовали обычные люди или реальные жизненные ситуации, тем более какие-то местные мотивы, движения или жесты. Для него балет был скорее искусством ангелов, идеализированных, возвышенных персонажей – прекрасных, галантных, и самое главное – строго формальных. Его понимание классического оценили бы Людовик XIV и Мариус Петипа, даже когда оно было радикально новым. В равной степени его мало интересовали балеты-повествования или театральные зарисовки про «как в жизни». Напротив, даже когда его работы имели сюжетную линию (что порой случалось), там не использовались последовательный рассказ или пантомима: в них была своя собственная визуальная и музыкальная логика. «Почему все должно определяться словами? – однажды посетовал Баланчин. – Когда вы ставите цветы на стол, разве вы что-то утверждаете или отрицаете, или выражаете неодобрение? Вы любите цветы, потому что они красивы… А я просто хочу выразить танец – через танец»34.

Джордж Баланчин поступил в балетную школу при Мариинском театре в 1913 году. Он и его современники (многие из которых впоследствии присоединятся к нему в Нью-Йорке) были наследниками русской императорской балетной традиции, и их педагогами были танцовщики, когда-то работавшие с Мариусом Петипа над оригинальной постановкой «Спящей красавицы» и «Лебединого озера» (со Львом Ивановым). Когда случилась революция, на глазах Баланчина, которому едва исполнилось тринадцать лет, стал рушиться величественный и, как тогда казалось, вечный мир империи его детства. И если после этого он отвернулся от того, что было привычным в том мире, и пошел за русским модернизмом и прогрессивным искусством, то в его памяти навсегда остались воспоминания об элегантности умирающего аристократичного мира.

Но Баланчин вынес из своего петербургского детства не только классицизм Петипа. Он так же узнал и полюбил пропахшие ладаном обряды Русской православной церкви. Его дед и дядя были священнослужителями, и семья регулярно посещала Владимирский собор; он запомнил, как на Пасху стоял на холодном каменном полу в бесконечном и нетерпеливом ожидании, когда распахнутся Царские врата, считавшиеся границей между видимым и невидимым мирами, и взгляду откроются богато украшенные драгоценностями иконы, перед которыми совершают службу священники в тяжелых золотых одеждах. Баланчин всю жизнь оставался верующим человеком и членом церковной общины; в Нью-Йорке он посещал собор Знамения Божией Матери и в более поздние годы сблизился с отцом Адрианом – выходцем из Канады, который выучил русский язык и перешел в православную веру. У Баланчина дома были иконы, которым он молился, и часто он говорил о физической и чувственной стороне своей веры: пурпурные облачения, сильный запах ладана, образа ангелов и бородатый Иисус.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой балет

Небесные создания. Как смотреть и понимать балет
Небесные создания. Как смотреть и понимать балет

Книга Лоры Джейкобс «Как смотреть и понимать балет. Небесные тела» – увлекательное путешествие в волшебный и таинственный мир балета. Она не оставит равнодушными и заядлых балетоманов и тех, кто решил расширить свое первое знакомство с основами классического танца.Это живой, поэтичный и очень доступный рассказ, где самым изысканным образом переплетаются история танца, интересные сведения из биографий знаменитых танцоров и балерин, технические подробности и яркие описания наиболее значимых балетных постановок.Издание проиллюстрировано оригинальными рисунками, благодаря которым вы не только узнаете, как смотреть и понимать балет, но также сможете разобраться в основных хореографических терминах.

Лора Джейкобс

Театр / Прочее / Зарубежная литература о культуре и искусстве
История балета. Ангелы Аполлона
История балета. Ангелы Аполлона

Книга Дженнифер Хоманс «История балета. Ангелы Аполлона» – это одна из самых полных энциклопедий по истории мирового балетного искусства, охватывающая период от его истоков до современности. Автор подробно рассказывает о том, как зарождался, менялся и развивался классический танец в ту или иную эпоху, как в нем отражался исторический контекст времени.Дженнифер Хоманс не только известный балетный критик, но и сама в прошлом балерина. «Ангелы Аполлона…» – это взгляд изнутри профессии, в котором сквозит прекрасное знание предмета, исследуемого автором. В своей работе Хоманс прослеживает эволюцию техники, хореографии и исполнения, посвящая читателей во все тонкости балетного искусства. Каждая страница пропитана восхищением и любовью к классическому танцу.«Ангелы Аполлона» – это авторитетное произведение, написанное с особым изяществом в соответствии с его темой.

Дженнифер Хоманс

Театр
Мадам «Нет»
Мадам «Нет»

Она – быть может, самая очаровательная из балерин в истории балета. Немногословная и крайне сдержанная, закрытая и недоступная в жизни, на сцене и на экране она казалась воплощением света и радости – легкая, изящная, лучезарная, искрящаяся юмором в комических ролях, но завораживающая глубоким драматизмом в ролях трагических. «Богиня…» – с восхищением шептали у нее за спиной…Она великая русская балерина – Екатерина Максимова!Французы прозвали ее Мадам «Нет» за то, что это слово чаще других звучало из ее уст. И наши соотечественники, и бесчисленные поклонники по всему миру в один голос твердили, что подобных ей нет, что такие, как она, рождаются раз в столетие.Валентин Гафт посвятил ей стихи и строки: «Ты – вечная, как чудное мгновенье из пушкинско-натальевской Руси».Она прожила долгую и яркую творческую жизнь, в которой рядом всегда был ее муж и сценический партнер Владимир Васильев. Никогда не притворялась и ничего не делала напоказ. Несмотря на громкую славу, старалась не привлекать к себе внимания. Открытой, душевной была с близкими, друзьями – «главным богатством своей жизни».Образы, созданные Екатериной Максимовой, навсегда останутся частью того мира, которому она была верна всю жизнь, несмотря ни на какие обстоятельства. Имя ему – Балет!

Екатерина Сергеевна Максимова

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Олег Табаков и его семнадцать мгновений
Олег Табаков и его семнадцать мгновений

Это похоже на легенду: спустя некоторое время после триумфальной премьеры мини-сериала «Семнадцать мгновений весны» Олег Табаков получил новогоднюю открытку из ФРГ. Писала племянница того самого шефа немецкой внешней разведки Вальтера Шелленберга, которого Олег Павлович блестяще сыграл в сериале. Родственница бригадефюрера искренне благодарила Табакова за правдивый и добрый образ ее дядюшки… Народный артист СССР Олег Павлович Табаков снялся более чем в 120 фильмах, а театральную сцену он не покидал до самого начала тяжелой болезни. Автор исследует творчество великого актера с совершенно неожиданной стороны, и Олег Павлович предстает перед нами в непривычном ракурсе: он и философ, и мудрец, и политик; он отчаянно храбр и дерзок; он противоречив и непредсказуем, но в то же время остается таким знакомым, родным и близким нам человеком.

Михаил Александрович Захарчук

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Таиров
Таиров

Имя Александра Яковлевича Таирова (1885–1950) известно каждому, кто знаком с историей российского театрального искусства. Этот выдающийся режиссер отвергал как жизнеподобие реалистического театра, так и абстракцию театра условного, противопоставив им «синтетический театр», соединяющий в себе слово, музыку, танец, цирк. Свои идеи Таиров пытался воплотить в основанном им Камерном театре, воспевая красоту человека и силу его чувств в диапазоне от трагедии до буффонады. Творческий и личный союз Таирова с великой актрисой Алисой Коонен породил лучшие спектакли Камерного, но в их оценке не было единодушия — режиссера упрекали в эстетизме, западничестве, высокомерном отношении к зрителям. В результате в 1949 году театр был закрыт, что привело вскоре к болезни и смерти его основателя. Первая биография Таирова в серии «ЖЗЛ» необычна — это документальный роман о режиссере, созданный его собратом по ремеслу, режиссером и писателем Михаилом Левитиным. Автор книги исследует не только драматический жизненный путь Таирова, но и его творческое наследие, глубоко повлиявшее на современный театр.

Михаил Захарович Левитин , Михаил Левитин

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное