Национальные особенности повсюду сгладились и превратились в единый интернациональный стиль. Артисты из Петербурга и Нью-Йорка, Лондона, Парижа и Мадрида теперь практически взаимозаменяемы. Более того, они хотят
походить друг на друга, впитать то, чего были лишены раньше. Русские хотят скорости и отточенности Баланчина, американцы хотят русского изящества, и все хотят французского шика и очарования. Конечно, не все танцовщики выглядят одинаково: остатки национальных школ все же сохраняются, особенно в России, которая пока находится в относительной изоляции (поток талантов идет лишь в одном направлении – за границу). Но различия постепенно стираются. Вместо того чтобы совершенствовать свои национальные стили, все говорят на благозвучном гибридном балетном языке.Впрочем, наступление эпохи ретроспективы не означает, что танцовщики верно улавливают прошлое. Возьмем, к примеру, судьбу балета Вацлава Нижинского «Весна священная
» на знаменитую музыку Стравинского. После первых спектаклей в 1913 году хореография Нижинского была совершенно забыта. Но это ни в коей мере не умаляет величия и масштабности этого балета, со временем они только возросли. В 1970-е годы американка Миллисент Ходсон, исследователь и балерина из Беркли, штат Калифорния, задалась целью вернуть к жизни постановку Нижинского. Работая вместе с художником Кеннетом Арчером, она скрупулезно ее восстановила. Так как не было никаких записей относительно хореографии, Ходсон использовала пометки на партитуре Стравинского, интервью и эскизы того времени, и в итоге реконструировала балет, следуя идеям Нижинского так, как она их понимала. Ее версия была впервые исполнена «Балетом Джоффри» в 1987 году и с тех пор стала визитной карточкой модернизма: балет Ходсон вошел в те годы в репертуар балетной труппы Парижской оперы, Королевского балета в Лондоне, а позже и Мариинского театра.Однако нет никаких оснований полагать, что балет Ходсон имеет что-то общее с хореографией Нижинского. Ее новая «Весна священная
» состоит из ритуального притопывания, согнутых локтей и размашистых, вольных движений: это американский постмодернистский балет, прикрывающийся маской новаторского танца периода модернизма. То, что было несомненно радикальным и шокирующим танцем, теперь стало банальным китчем, сувениром из экзотического прошлого. И в наши дни очень символично, что самые престижные балетные театры мира поспешили принять и воспроизвести эту пародию, стремясь вновь соприкоснуться с прошлым, которое сами же утратили, или, в случае Кировского театра, никогда не имели. «Весну священную» изначально создали русские и поляки в Париже, а то, что получил Петербург, было «готовым к употреблению» набором исторических артефактов, обнаруженных американкой из Беркли[74].Другим периодам балетной истории повезло больше. Начиная с 1970-х ученые вместе с танцовщиками реконструировали балеты эпохи Ренессанса и барокко и возвращали их на сцены Европы и Америки. Здесь они ступали на более твердую почву. Несмотря на то что эти танцы старше, системы нотации тех времен (особенно Фейе) можно расшифровать и сегодня. Американские и европейские университеты тоже подключились к исследовательской работе, как и музыканты, интересующиеся старинной музыкой, и это дало возможность развернуть плодотворный диалог о стиле и исполнительском искусстве. Это важно, потому что прежде ученые традиционно ограничивали сферу своих интересов лишь современным танцем. Приятно видеть, что и другие периоды в танце тоже привлекают научные круги.
Никогда прежде история балета не выходила на передний план в такой степени. Если сегодня взглянуть на общую картину, то вот что мы увидим: танец эпохи Ренессанса и барокко, датский романтический балет или русскую императорскую традицию. Конечно, есть еще много пробелов: очень мало известно о лучших балетах Новерра, вообще ничего не сохранилось из работ Пьера Гарделя, а также танцевальных драм Сальваторе Вигано и русских балетов Жюля Перро, среди многих других. Если брать более близкий нам период в истории, то мы мало что знаем о работах Мясина и еще меньше – Нижинского. Даже Баланчин представлен лишь частично: он создал более четырехсот работ, из которых до сегодняшнего дня дошло совсем немного. Все это, по большому счету, неудивительно, ведь у танцев всегда был короткий век. А пробелы – это тоже часть традиции.