История балета. Ангелы Аполлона

Однако благодаря технологиям пробелов, скорее всего, больше не будет. Фильмы, видео и компьютеры кардинально изменили способ сохранения балетов. Впервые за всю историю у нас накопилось множество материала. Большинство из величайших послевоенных работ были сняты на пленку, а сегодняшние балеты записываются в обязательном порядке. Таким образом проблемы нотации, которая так долго препятствовала распространению балета, также не будет: кому нужно запоминать или записывать танец в наш век мгновенных цифровых технологий? Кому нужна устная традиция – от танцовщика танцовщику, – когда все можно посмотреть в записи, крупным планом, останавливая и перематывая назад в нужных местах? Распространение балетов в электронном виде стало обычным делом, приняв эстафету у мутных пиратских видеозаписей американских балетов, попадавших в Советский Союз, где их ставили, ни разу не видев вживую.

Но кино-, видео- и компьютерные записи тоже не идеальны. Тусклое, плоское отображение па на экране – неизбежное следствие медийной революции. А заучивание балета с экрана или использование записи для закрепления в памяти может дезориентировать или даже вводить в заблуждение. Во-первых, балерина видит балет (живую трехмерную форму) как двухмерное изображение. Потом она должна перенести эти плоские и уже урезанные па на свое изображение в зеркале, еще больше увеличивая дистанцию между танцем и исполнителем. Кроме того, предположение, что запись всегда верна, тоже может сыграть злую шутку – как фильм, увиденный до прочтения книги: «картинка» отложится в памяти, и будет труднее представить данный балет в каком-либо ином исполнении. Во-вторых, на видео не видно ошибок и случайностей, индивидуальных особенностей или отклонений. Неудивительно, что некоторые постановщики прибегают к экранам с осторожностью, так как не хотят ограничивать возможностей прочтения балетного текста.

Возникает парадокс. Мы испытываем благоговение перед великими балетами; мы знаем – мы помним, – что в балете заключается «наша цивилизация», как однажды предположила балетный критик Арлин Кроче. Однако в сегодняшних новых, с иголочки, театрах традиция находится в кризисе: она утрачивает свои формы, расплывается. Мы все это прекрасно знаем; мы утешаем себя словами об ожидании и терпении, о сохранении прошлого, пока не придет очередной гений и не водрузит поникших ангелов балета обратно на пьедестал в поднебесье. Но проблема лежит глубже. Старые балеты кажутся плоскими и унылыми, потому что новые тоже так выглядят. Если сегодняшние балеты похожи на пустые оболочки, то это может происходить оттого, что мы в них больше не верим. Мы цепляемся за прошлое и прислушиваемся к его отголоскам, прячемся в его традициях по одной простой причине. Что-то исключительно важное ушло навеки. И мы скорбим.

Классический балет всегда был искусством, основанным на вере. Ему неуютно в век цинизма. Это искусство высоких идеалов и самоконтроля, в котором внутренние истины и приподнятость духа выражаются через пропорции и изящество. Кроме того, балет не только искусство, но и этикет, сформированный веками придворных условностей, учтивости и кодексов поведения в обществе. Но это не значит, что балет статичен. Напротив: как мы уже видели, когда общества, служившие питательной средой для балета, менялись или исчезали, как это было в периоды Французской и Русской революций, дух борьбы запечатлевался и в искусстве.

То, что балет мог превращаться из аристократического, придворного искусства в отражение новой буржуазной этики, из помпезного церемониала во внутренний мир грез, меняться от Людовика XIV до Тальони и от Нижинского до Фонтейн, лишний раз свидетельствует о его гибкости, приспосабливаемости и новаторской сущности. В балете важнейшую роль всегда играла идея трансформации человека, убежденность, что люди способны меняться и становиться другими, более совершенными или даже божественными созданиями. Именно это сочетание установленных социальных форм и экстремальных человеческих возможностей и гарантировало балету его размах и величие в самых разных культурах и политических системах.

Сегодня никто больше не верит в идеалы балета. Мы скептически относимся к элитарности и таланту, считая их ограничительными и способствующими разделению общества. Согласно этой позиции, те, кому достаточно повезло, чтобы получить профессиональное образование, не должны возвышаться над теми, кто имел ограниченный доступ к знаниям и искусству. Мы хотим расширить наши ряды и никого не обделить – теперь мы все балерины. Утонченные аристократические манеры, все эти белые лебеди, блеск королевских дворов и прекрасные женщины на пуантах, словно на пьедесталах, сегодня бесконечно устарели и ассоциируются лишь с давно почившими великосветскими дамами и господами из тридесятых царств.