Вопросов о величии Вестриса и французского романтического балета у Бурнонвиля не было и быть не могло. В мемуарах, написанных гораздо позже, он подробно останавливается на своем пребывании в Париже и с благоговением говорит о танцовщиках, с которыми там встречался. Это были «призраки» из прошлого, которые на всю жизнь предопределили для него значение балетного искусства. («Помни!») Прославленные и знакомые лица, среди них – Вестрис и Пьер Гардель, Альбер, Поль и Жюль Перро, Мария Тальони, Фанни Эльслер, Карлотта Гризи. В последующие годы Бурнонвиль будет называть па их именами, ставить балеты в их честь и учить танцовщиков на их примере5
.Тогда почему же на пике своей танцевальной славы Бурнонвиль оставил престижную французскую столицу и удалился в Данию, на вполне уважаемый, но такой удаленный форпост культуры? Ответ прост – он осознал пределы своего таланта. А самое интересное в том, что на самом деле он был датчанином больше, чем предполагал в то время. Он интуитивно почувствовал, что жить (и творить) в датской столице будет безопаснее, и хотя он взял французский романтический балет за художественный образец, он видел его излишества и открестился от них. Он боялся раствориться в определенном танцевальном жанре и сомневался, что французские танцовщики (за исключением Тальони) готовы пожертвовать внешним блеском ради акробатических подвигов. Прежде всего он насмехался над идеей, что
К тому же у Бурнонвиля было преимущество расстояния и молодости. Будучи датчанином, он не ассоциировал Вестриса и мужчин-танцовщиков 1820-х с униженной и оскорбленной аристократией. Для него люди поколения, пережившего тягостные последствия Французской революции, были только достойными восхищения виртуозами, которые иногда заходили слишком далеко. В любом случае он смотрел на танцовщиков глазами своего отца и полагал, что у мужчин должен быть тот же престиж и статус, что и во времена Новерра. Бурнонвиль не понимал, что французский
К тому же Бурнонвиль
Лояльность матери Августа была еще сильней. Он отмечал ее «суровость» и набожность (она была лютеранкой), и действительно, ее моральные принципы и прямой характер соответствовали высоконравственным нормам датского буржуазного общества. Август ощущал ее влияние: в детстве она каждую неделю брала его в церковь, и после службы он должен был пересказывать ей основные идеи проповеди. Всем своим формальным обучением он был обязан серьезному студенту-богослову, хотя немало времени проводил с семейным зеленщиком и молочником на ферме на острове Амагер, пасторальные картины которого позже постарался воспроизвести на сцене. Его настоящими учителями стали книги из отцовской библиотеки французской и датской литературы, добавить сюда сценический опыт исполнения ролей детей в театральных постановках выдающихся датских авторов6
.