Читаем История безбрачия и холостяков полностью

Приключение становится инициацией, потому что позволяет мужчине преодолеть рутинное и узкое понимание брака, в отличие от приключения средневекового, которое (как, например, поиски Грааля) исключают идею брака. В испытаниях познается характер, особенно если приходится спасать жизнь друга. Мадам Бовари не знала об этом правиле приключенческого романа, она была обречена на адюльтер как на единственную возможность пережить наяву девичьи грезы, несмотря на предначертанный брак. Речь идет здесь о женщине в мире мужчин: ее приключения неизбежно кончаются привычным занятием — она обречена ткать и распускать полотно Пенелопы.

Проблема состоит в том, что чем шире раскрывается мир в приключении, тем более герой увлекается самим приключением. Мода на роман с продолжением мешает закончить приключения. В цепи событий герои забывают жениться. Рассказ о приключении ради самого приключения не нуждается в традиционной награде. Герой-холостяк становится «бедным одиноким ковбоем», не имеющим пристанища. Можно ли вообразить жену у Люки-Счастливчика?

Это хорошо поняла маленькая Жанна д’Арк из пьесы Ануя «Жаворонок»: «Вы представляете себе Жанну д’Арк нарумяненной и в чепце, в неудобном пышном платье? Неужели она сможет думать о своей собачке или о поклонниках и даже, кто знает, выйти замуж?» Все героини Ануя таковы. Антигона не хочет выйти замуж за «месье Гемона», Евридика не может выскользнуть из ада, чтобы выйти замуж за Орфея, Ясон бросает Медею для того, чтобы жениться, а Жанетта отказывается даже от того, чтобы ее Ромео стал влюбленным и преданным мужем: «Неужели вы думаете, что мне захочется увидеть, как вы станете покорным мужем-подкаблучником и будете переживать из-за моих капризов, и все мои гадкие недостатки станут мяукать, как кошки?» В романтической традиции героини, как, например, Аксель из романа Вилье де Лиль-Адама, предпочитают умереть, а не видеть, как обыденность разрушает любовь. Непримиримые героини как бы возвращаются к трагической разновидности средневекового идеализма: они отказываются от брака и от жизни. Правда, в отличие от средневековых повествований, конец приключений приводит героинь не к постижению высшего смысла жизни, а к отчаянию и смерти.

Вилье де Лиль-Адам и Ануй отказываются видеть в браке награду за приключение, а следовательно, приключение может завершиться только смертью. Достичь цели значит отказаться от поиска. Опасности, подстерегавшие Улисса, отдаляли обретение счастья; для героев Жюля Верна они стали залогом обретения счастья, а для героев Ануя — самим счастьем. Смерть больше не предстает местью богов или неудачей, сопутствующей приключению, — она становится выбором человека, который не хочет, чтобы приключения заканчивались.

В современной литературе приключения прекратились, и в этом состоит ее драма, ибо с приключениями кончается молодость. Приключение не идет на уступки. Напрасно авторы пытаются низвести героев до уровня обычных людей: антигерои копируют героев. Безбрачие — обязательное условие приключения. Но, к сожалению, недостаточное — вот в чем драма антигероев. В романе Блондена «Дух бродяжничества» Бенуа, от имени которого ведется повествование, бросает жену и детей — рядом с ними он чувствует себя как в тюрьме. От «обширных изменений в мире» у него появился «зуд воображения». С детства он «поклонялся Парижу» и теперь садится в первый же поезд и едет в столицу. Он проводит в Париже лишь неделю, живет в отеле, ест в гостиничном номере икру, но по-прежнему чувствует себя крестьянином, вырвавшимся в столицу. Приключение оказывается для него невозможным. «Земля, которую мы покидаем, все время напоминает о себе». Ирония состоит в том, что он возвращается к жене лишь для того, чтобы поучаствовать в ее убийстве. Но ему даже не удается воспользоваться преимуществами вдовства. «Однажды все мы сядем в уходящие поезда», — мечтает он.

Роман Блондена «Обезьяна зимой» — еще одна история о выходках лжеискателей приключений, заарканенных женами. Старый Квентин мечтает о приключениях на реке Янцзы, и молодой Фуке помогает ему пережить приключения в деревне, покуда обезьяны не убегают в лес на зимовку. Герои Блондена — женатые мужчины, мечтающие о холостой жизни.

В литературе XX века драма холостяка — это драма уходящего времени. Героини Ануя не хотят стариться, а брак в их представлении — первый шаг к взрослению, значит, и к старости. Холостая жизнь больше не является, как в литературе предшествующих веков, инициацией, завершением которой становится брак. Это происходит потому, что холостяк не хочет больше взрослеть. Ему кажется, что, отказываясь от брака, он остается ребенком, а в браке и в продолжении рода он видит первый шаг навстречу смерти. В современном романе темы, звучавшие трагически в литературе 1930-1940-х годов, подчас комически переосмысляются. «Я не готова состариться, вести скучную жизнь и толстеть. А чего еще можно ждать от брака?» — так вздыхает через 19 дней после свадьбы героиня Сьюзен Финнамор.[377] Однако всегда ли безбрачие служит залогом приключений?

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука