История древнерусской литературы

Причины разорения, указанные «богоизбранному стаду», кроются не только в алчности внешних врагов, но и в развращенных русских обычаях. Из-за этого «падеся превысокая Россия, и разорися толикии твердый столпъ», и все «от великих благородныхъ, от премудрыхъ и до простых»[177] предались Содому и Гоморре и всевозможным грехам.

Та же риторическая интонация, которая характеризует произведения, создаваемые непосредственно как ораторские, звучит и в летописных сочинениях, посвященных «Смуте». Среди них первостепенное место занимает «история», обычно называемая «Сказанием», вышедшая из-под пера монаха Троице-Сергиевого монастыря Авраамия Палицына. Текст неоднократно переделывался. Первые главы были написаны в 1611-1612 г., последние — в 1620 г. «Сказание» Палицына важно, главным образом, как исторический источник, поскольку ни одно из современных ему сочинений не является столь обширным и не опирается на такое количество политических документов. Чуткость Палицына к самым новым литературным голосам подтверждена использованием досиллабических виршей в уже развитой форме.

Примерно в то же время, то есть во втором десятилетии XVII в., были написаны две «повести» о жизни и трагической смерти князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, выдающегося полководца, прославившегося победами над войсками Лжедмитрия II и внезапно умершего после пира у князя Воротынского. Народная молва приписала причину несчастья отраве, которую поднесла Скопину-Шуйскому Мария, жена князя Дмитрия Ивановича Шуйского. О трагедии рассказано во втором произведении — «Писание о преставлении и о погребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомаго Скопина». Согласно композиционным законам большей части произведений древнерусских писателей, в этой повести мы находим также вкрапленные изысканные ученые мотивы и народные элементы. Скопин-Шуйский, будучи членом взошедшей на престол семьи, принадлежит к царскому роду «от единаго корени владеющаго вселенную Августа, кесаря Римского», и происходит от «единыя православныя веры християнския началника, князя Владимера Киевскаго и всеа Русския земли». Отравительница Мария действует по дьявольскому подстрекательству завистника славы мужественного защитника родины. Автор «повести» описывает его как «змия лютоя, злым взором аки зверь лютый»[178]. Общий тон экспозиции настолько традиционен, что если бы не конкретный историзм рассказанных событий, то трудно было бы признать в некоторых отрывках руку писателя XVII в. Смерть героя оплакивают мать, товарищи по оружию, бояре, воеводы и атаманы, и «повесть» передает в прямой речи текст каждого плача, как это было в киевской летописи или «Слове о житии и о преставлении Дмитрия Ивановича». По окончании цитаты повествование продолжается после формальной связки, напоминающей стиль Нестора или «Жития Авраамия Смоленского» XIV в.: «Но бо все вкратце пишем, а недоумием убо много и жалостнаго плача и причитания их исписати. Но возвратимся Убо ко прежнему»[179].

Жизненность летописной литературы еще более подтверждается произведением, приписываемым большинством ученых князю Ивану Михайловичу Катыреву-Ростовскому (умер в 1640 г.), а другими — Сергею Ивановичу Кубасову. Этот последний является, во всяком случае, автором новой редакции «Русского хронографа» 1617 г., дополнявшей изложение вплоть до времен Ивана Грозного. Летописная композиция, автор которой окончательно не установлен, открывается длинным заголовком-содержанием, который объявляет о «повести о начале царствующего града Москвы», «о корени великих князей Московских», «о пресечении корени царскаго от Августа царя», «о настатье царя Бориса» (Годунова) и о приходе еретика Гришки Отрепьева (Лжедмитрия) в царствующий град Москву. На основе указания в послесловии ученые условно озаглавили это произведение «Летописной книгой». Необычная живость изложения этой книги объяснялась латинским влиянием, которому был известен новый вариант «Истории Трои». Как в «Сказании» Палицына, так и здесь новая литературная атмосфера документирована наличием «виршей», включенных в прозаический текст. В течение всего XVII в. «Летописная книга» пользовалась большой популярностью и неоднократно переделывалась. И это свободное вмешательство более поздних редакторов в уже известные тексты подтверждает неугасимость типичной для славянского средневековья традиции.

АЗОВСКАЯ ЭПОПЕЯ КАЗАКОВ