История древнерусской литературы

Подобно летописцам прошлых веков, автор «Поэтической» повести ставит перед собой задачу скорее «передать» факты, нежели воплотить их в художественной форме. Такое изложение обусловлено определенными обстоятельствами, оно должно было, по всей видимости, потрясти душу на московских властителей и подвести их к тому, чтобы они выступили против турок. Описание каждого боя сопровождается точным перечислением участвующих в сражении сил. Огромное численное превосходство войск Ибрагима документировано цифрами, описанием оружия и тактики. Ядро рассказа, однако, состоит не столько в батальных сценах, сколько в «моральном споре» между казаками-христианами и бусурманами-турками. Глашатаи обеих сторон читают звучные обращения. Турки угрожают осажденным и соблазняют их: «О люди Божии, Царя Небесного! Никем вы в пустынях водими или посылаеми! Яко орли парящи без страха по воздуху летаете, и яко лви свирепи, в пустыняхь водимы, рыкаете! Казачество донское и волское, свирепое! Соседи наши ближние! Непостоянные нравы, лукавые! Вы пустынножителем лукавы убицы, разбойницы непощадные!.. Где вы тепере можетеутечи от руки ево? Прогневали вы Муратъ салтанова величества, царя турского... И кто васъ можеть, злодеи убицы, укрыть или заступить от руки ево такия силные и от великих таких страшных и непобедимыхъ силъ его?... Промышляйте себе в нощь сию животомъ своимъ... Видите вы и сами, воры глупые, очима своима силу ево великую неизреченную, какь оне покрыли всю степь великую!.. А естли толко вы служить похочете, казачество свирепое, государю царю водному рать салтанову величеству, толко принесете ему, царю, винные свои головы разбойничьи в повиновение на службу вечную. Отпустить вамъ государь нашъ турецкой царь и паши ево все ваши казачьи грубости прежние и нынешное взятье азовское... Обогатить васъ, казаковъ, онъ, государь, многим и неизреченным богатством»[181].

Отвечают защитники Азова: «... А холопи мы природные государя царя христианскаго царства Московскаго. Прозвище наше вечное — казачество великое донское безстрашное!.. Равенъ он, собака смрадная, вашь турской царь, Богу Небесному пишется... Где ево рати великия топеря в полях у насъ ревут и славятца, завтра туть... лягут люди ево от насъ под градомъ и трупы многия... Давно у насъ в полях наших летаючи,.. хлекчут орлы сизые и грають вороны черные, подле Дону у нас всегда брешуть лисицы бурыя, а все они ожидаючи вашево трупу бусурманского»[182].

Следует рад атак. День за днем обороняются казаки. Когда силы их оказываются на исходе, они бегут в церкви и молятся угодникам, изображенным на драгоценных иконах. Видя близкую смерть, они прощаются с миром: «Прости насъ, холопей своих грешных, государь наш православной царь Михайло Федоровичь всеа Русии! Вели наши помянуть души грешныя! Простите, государи, вы патриархи вселенские! Простите, государи, все митрополиты, и архиепископы, и епископы. И простите все, архимандриты и игумены! Простите, государи, протопопы, и священницы, и дьяконы! Простите, государи, вси христианя православные!»[183]

Хотя положение представляется безнадежным, христиане-казаки не становится жертвой бусурман. С неба нисходят к воинам нежные и ободряющие слова Богородицы, а из иконы Иоанна Предтечи льются слезы. Турки отброшены. Как половцев в «Повести временных лет», так и мусульман Ибрагима поражают ангелы небесные: «И оне о том насъ, бусурманы, многажды спрашивали: “Хто у васъ выходить из града на бой с мечемъ?” И мы им сказываемъ: “То выходят воеводы наши”»[184].

Казачья среда представляет собой в XVII в. новый аспект русской духовности, хотя развивающиеся в ней религиозные и фантастические мотивы могут восходить к известным образцам киевской, татарской и московской эпох. В то время как письменная традиция других восточнославянских зон подчиняется официальным указаниям, тексты, являющиеся выразителем мира казачества, внутренне независимы. Те же формулы риторики Slavia Orthodoxa как проявление религиозной веры и морали, а не как бюрократическая норма, дышат необычайной свежестью. Тот факт, что древние слова киевских летописей, ораторов XIII в. и «плетельщиков словес» могут давать полноценную духовную пищу и вольному миру казаков, говорит нам о том, насколько глубоко литература Древней Руси пронизывала русский духовный мир и сколь жизненно важной была защита этого наследия в эпоху широкого западного наступления.