История джаза: основные стили и выдающиеся исполнители

В 1936 г. Чарли Паркер и его друг попали в автомобильную катастрофу. Друг погиб, а Чарли на два месяца угодил в больницу с тяжелыми травмами позвоночника и ребер. Чтобы заглушить душевную и физическую боль, Чарли принимал морфий. Из больницы Паркер вышел законченным наркоманом. Героин стал его «верным спутником» до конца дней. Но музыка по-прежнему оставалась для Паркера смыслом жизни. Музыканту не нужна была семья, поэтому он попросил свою молодую жену отпустить его в Нью-Йорк. Попав в Гарлем, в каком-то баре мыл посуду, слушал своего кумира — Арта Тэйтума (1909—1956).

Тэйтум был почти слепым пианистом, обладавшим феноменальной техникой игры на фортепиано. Джазовый критик Джеймс Коллиер считает, что именно его эксперименты предвосхитили появление гармонического языка исполнителей бибопа. Многие пианисты испытали влияние этого «бога фортепиано», как называл Тэйтума другой великий пианист — Фэтс Уоллер.

Паркер при каждом удобном случае играл с новыми музыкантами, где угодно и с кем угодно, впитывал все, как губка. И, конечно, мечтал покорить джазовый мир. Уже в 1937 г. Паркер открыл новый способ сольной импровизации, то, что боперы затем возьмут на вооружение в своем стиле.

«Трудно отыскать в истории джазового музыканта, чье творчество оказало бы столь революционное влияние на развитие этого вида искусства. Слово “гений” в применении к великому альт-саксофонисту давно стало общим местом. В джазовой мифологии Паркер превратился в олицетворение романтического представления о гениальности — в символ великого музыканта, переступившего порог человеческой нормы и раздвинувшего горизонты искусства. Да и расхожие представления о гении более чем кому-либо подходят именно Паркеру с его художественной бескомпромиссностью, высокомерием, наркоманией и алкоголизмом, с его феноменальной невиданной прежде импровизационной способностью, его мрачным отчаянием и психическим расстройством», — такую исчерпывающую характеристику Чарли Паркеру дает в своей книге «Джазовые портреты» известный критик и теоретик джаза Ефим Барбан[21].

Но гения понять всегда трудно. Это — магия, волшебство, которое не поддается объяснению. Невозможно понять Моцарта, Шуберта, Баха, Чайковского. Гениальность Армстронга и Паркера тоже не объяснить. В истории музыки редко случалось так, чтобы один человек буквально преображал музыку. Однако Чарли Паркер был именно таким. Он избавился от всех клише эры свинга и предложил сложно интонируемые, виртуозные инструментальные темы. В новом стиле, стихийном и искреннем, Паркер исполнил пьесу «Cherokee» английского композитора и дирижера Рэя Нобла (1903—1978) который в 1930—1940-е гг. был популярен в Америке.

Не добившись большого успеха в Нью-Йорке в 1937 г. Паркер возвратился в Канзас-Сити, где играл два года в оркестре Джея МакШейна (род. 1909), видного пианиста и вокалиста, работавшего впоследствии с небольшими составами и поющего преимущественно блюз. Уже тогда, работая в одном из лучших местных бэндов, Паркер поражал музыкантов своими нью-йоркскими находками. В технике игры Чарли не было равных, оркестр не поспевал за ним, потому что скорость его игры была сравнима со скоростью гоночного автомобиля. Саксофонисты биг-бэнда МакШейна извлекали из своих инструментов сочные звуки, но альт-саксофон Паркера звучал жестко, звук был каким-то ломким и даже безжалостным, отражавшим характер музыканта. Чарли Паркер был человеком крайностей: в нем уживались любовь и ненависть, он мог быть заботливым и бессердечным, он мог быть снисходительным, но мог и уничтожить своим презрением. Мог подвести своих коллег в оркестре, а мог продемонстрировать железную дисциплину. В оркестре Джея МакШейна, когда какой-нибудь музыкант играл соло, остальные обычно подбадривали его возгласами: «Тянись, тянись!». Если во время соло так «завести» Берда (прозвище Берд, т.е. «птица», дали Паркеру в оркестре за любовь к жареным цыплятам), джазмен демонстрировал такой «запас ресурсов», который, казалось, никогда не истощится. Чарли вызывал неописуемый восторг у всех, кто его слышал.