История Джейн N

Мейсон замолчал на несколько секунд – по крайней мере, так мне показалось, но, может быть, я просто отключилась.

– В чем дело? – спросил он.

У меня скрутило живот; если бы внутри что-то осталось, оно бы выплеснулось еще раз.

– Джейн?

Мои ноги были влажными. Мейсон что-то у меня спросил? Я обмочилась? Он продолжал говорить – что-то про окно, но я уловила только слова про сломанную решетку. Мое сердце бешено колотилось, зубы стучали.

– Джейн? Черт, твоя рука как лед.

Я чувствовала слезы на глазах, они жгли, как горячий воск.

– Ты можешь идти? Сумеешь пробраться через лаз? Может, я добуду какое-нибудь лекарство? Обезболивающее? У меня еще осталось кое-что с того раза, как я сам заболел – антациды, я выменял их на баллы.

Я закрыла глаза. Комната закружилась.

– Я вернусь, – пообещал Мейсон.

Не знаю, сказал ли он что-нибудь еще, потому что мир почернел, и я уснула.

Тогда 39

Когда я снова проснулась, Мейсон был по ту сторону стены. Его пальцы сжимали мои. У меня не было сил ответить. Поначалу я решила, что задремала, а он просто еще не уходил.

Но потом Мейсон сказал:

– Прости, что так долго. Прошлой ночью я почти не спал. Тот парень бродил возле моей комнаты. У меня уже паранойя.

Я тоже стала параноиком. Вдруг тюремщик войдет ко мне? Вдруг Мейсон снова пропадет на несколько дней? Еще меня беспокоила температура. Насколько она высокая? В какой момент начнет поджариваться мозг?

Мейсон отпустил мою руку и просунул в отверстие пластиковый контейнер. Внутри лежали бледно-розовые диски размером с монету в полдоллара – примерно три сантиметра – и горсть белых таблеток.

– Это обезболивающее от мигрени, которая у меня случилась на вторую неделю здесь, плюс несколько таблеток антацида. Я тогда принял две таблетки обезболивающего. Мигрень не прошла, но мне определенно стало легче. Антацид я не трогал, он пах мятой, а у меня аллергия. В следующий раз, когда меня похитят и я заболею, обязательно укажу: не мятные антациды. Живи и учись, правда? У тебя есть вода?

Я потянулась за бутылкой и сунула в рот обезболивающее. Затем глотнула воды, отчаянно мечтая об облегчении.

– Такой антацид вроде надо растворять в воде.

– Вдруг меня потом вырвет этой водой?

– Глупышка. В этом весь смысл антацида – чтобы тебя не рвало. Ты должна поправиться.

– А если не смогу?

– Не думай так. Ты поправишься, и как только это произойдет, мы уйдем отсюда. Я нашел выход, но тебе понадобятся силы лазить, прыгать…

– Мне страшно, – призналась я и услышала дрожь в собственном голосе.

– Я останусь, пока тебе не станет легче.

– Я не хочу, чтобы тебя поймали.

– Ты мне важнее. Надеюсь, таблетки подействуют. Если нет, я потребую привести к тебе врача. Пробью стену, даже если для этого придется пожертвовать собой.

Я попыталась сломать антацид пальцами, но сил не хватило. Мышцы дрожали. Суставы болели. Я сунула диск в рот и раскрошила его зубами, затем выплюнула кусочки в воду и стала наблюдать, как они растворяются – было похоже на метель, только розовую. Я выпила жидкость. Пахло мятой, но на вкус напоминало жидкий мел.

Мейсон просунул в отверстие руку с раскрытой ладонью.

– Я останусь здесь, пока ты спишь. На случай если…

– Если?..

– Не волнуйся. Просто сосредоточься на том, чтобы поправиться.

– Нет, скажи.

– Ничего такого. Просто, как я уже и сказал, обезболивающее сработало, но я не пробовал антациды. Они наверняка в порядке. Но лучше убедиться в этом, хорошо?

Не хорошо. Мое сердце наполнилось паникой.

– Послушай, если бы он хотел отравить кого-нибудь из нас, то мог бы сделать это уже раз сто. Сама подумай: парень готовит нам всю еду.

Я слишком устала, чтобы говорить. Поэтому свернулась калачиком на полу, сжимая ладонь Мейсона, закрыла глаза и стала ждать, когда подействует лекарство.

Тогда 40

Той ночью полосатый паук сплел паутину в форме сердца. Я упала в это сердце, как в колодец – только он обратился пастельно-розовой метелью. Внизу я нашла магазин канцелярских товаров с целыми рядами бумаги и ручек.

Я принялась грести блокноты, но никак не могла найти тележку. Обложки сладко пахли, как мятная конфета. Я сунула их в рот, потому что они всё время выскальзывали у меня из рук. Бумага таяла на языке и была на вкус как булочка из пекарни «Чико».

Я принесла блокноты в кровать и расправила страницы, точно одеяло. Спиральные переплеты тянули меня за волосы. Углы вдавливались в спину. Мятые страницы свернулись под шеей, как подушка. А розовый снежный шквал навис над головой, помогая мне уснуть, облегчая боль.

– Я люблю тебя, – сказал паук.

Мое сердце распирало от чувств.

– Я тоже люблю-люблю-люблю тебя.

Сейчас 41

Не в силах заснуть, я брожу по коридору и заглядываю в комнату родителей. Мягкое сияние ночной настольной лампы освещает пустую кровать, а также пятно на полу – открытки и письма, разбросанные по маминой стороне комнаты, точно бумажный ковер. После моего исчезновения люди слали моим родителям слова сочувствия и поддержки. Мама хранит эти письма в наволочке и перечитывает их снова и снова, как будто все еще ищет утешения в поисках пропавшей дочери.