История европейской философии: курс лекций

В своих рассуждениях, относящихся к области собственно практической философии, Локк прежде всего подробно останавливается на теме «свобода». Правда, здесь рассуждения Локка имеют уж слишком замысловатый характер. Например: «Свобода есть способность задерживать или продолжать, начинать или прекращать действия (мысли и движения). Она не уничтожается тем, что воля постоянно приводится в движение каким-либо желанием, точнее – недовольством настоящими обстоятельствами, и что решение определяется суждением разума. (…) Свободны не мысль, не решение воли, а скорее личность и дух; последний может отсрочить исполнение желания и посредством своего суждения определить волю даже вопреки той или другой её наклонности. Поэтому, надо различать четыре стадии волевого процесса: желание или недовольство, размышление, суждение разума и решение. Свобода имеет свое место в начале второй стадии…»[148].

Эта замысловатость явилась следствием того, что Локк в этике перешел от собственно философского анализа (= абстрактно-логического) к психологическому анализу (= практико-рассудочному). В области же психологической логически выверенное размышление чрезвычайно трудно осуществимо, если вообще возможно. Дело в том, что реалии психической жизни при всей своей фактической несомненности и при всём своём колоссальном значении для существования человека рациональному усвоению не подвергаются. То, что чувствования (= эмоции) не рационализируются, это даже можно считать общепризнанной, тривиальной истиной, настолько очевидна её несомненность. И волевые акты, хотя бы уже по той причине, что они тесно, до неразрывности, переплетены с чувствованиями, тоже следует признать иррациональными элементами душевного содержания. Ведь волевой акт есть позыв к практическому действию, стимулированный каким-то желанием, а желание есть ничто иное, как эмоция, достигшая той степени напряжения (= интенсивности), при которой практическое действие, целью которого является реализация этой эмоции, не может не произойти, даже если это действие будет иметь вид бездумного, рефлективного импульса. Итак, эмоции и желания суть те элементы душевного содержания, которые в принципе рационализации не подвергаются. А в душе, кроме этих элементов, остаются только т. н. познавательные элементы, т. е. ощущения, комплексы ощущений (= восприятия), представления и ассоциации представлений. Но природой познавательных элементов душевной жизни занимается гносеология, а не психология. Вот и получается, что психологический анализ, за который берется тот или иной мыслитель для разрешения обычных проблем прикладной философии, этики, ставит такого мыслителя в своеобразное положение – надо рационально умствовать о том, о чём строго логическое, философское умствование невозможно, так как психологический материал, предлагаемый для рационального осмысления, в принципе такому осмыслению не доступен. Если собственно философское умствование невозможно, а умствовать необходимо, то остается одно – умствовать не строго по-философски, а на уровне обычного рассудочного словоупотребления. Такое умствование, как правило, отличается многословием, намеренной усложнённостью, имитирующей глубокомыслие, и вообще той витиеватой замысловатостью, которая препятствует ясности изложения. Кстати вспомнить, что древнегреческие философы, общепризнанные основатели европейской философии, никогда не впадали в психологию. Древнегреческая философия носила исключительно рационалистический характер даже и тогда, когда она отказывалась от рационалистической гносеологии, и даже тогда, когда впадала в нигилистическое сомнение относительно возможности самого философского (= рационального) знания, как это было у скептиков. Даже в область практической философии, т. е. этики, этот интеллектуализм (= рационализм) проник со времен Сократа. Но при этом, что чрезвычайно знаменательно, древнегреческие философы никогда не воспринимали эмоции и желания в качестве оригинального (= самостоятельного) материала для осмысления, а подводили эмоции и желания под категорию «знание», толкуя их, эмоции и желания, как модификации познавательных элементов души и, тем самым, превращали то, что в Новое время считается психологией, в гносеологию. Отсюда, кстати сказать, краткость и прозрачная ясность в философских рассуждениях древних греков.

Но ключевой вывод из этих своих рассуждений о сущности и значении свободы Локк сформулировал вполне определённо. Наличие свободы у человека уже по той причине не может быть поставлено под сомнение, что только при наличии свободы возможна нравственная и юридическая ответственность индивида за своё общественное поведение[149].