История европейской философии: курс лекций

Но что можно было сделать в гносеологии после Локка? Казалось бы, все детали сенсуалистической гносеологии Локком были проработаны, даже стали общепризнанными, и, тем самым, сенсуалистическая гносеологическая теория получила окончательное оформление. Но Беркли нашёл в теории Локка одну существенную непоследовательность. Состояла эта непоследовательность в том, что Локк, как известно, разграничил свойства познаваемых внешних предметов на «первичные» и «вторичные», вывел из этого разграничения далеко идущие и очень важные последствия, но, при этом, не представил критерия этого разграничения. Под этим критерием, на первый взгляд, подразумевалась просто-напросто обычная практическая уверенность в большей убедительности именно осязательных ощущений по сравнению с ощущениями других органов внешних чувств. Практическая уверенность, и только. Не теоретическая, не философская убеждённость, рационально (или рассудочно) обоснованная. А раз рационально и точно осмысленного критерия различения «первичных» и «вторичных» качеств познаваемых посредством органов внешних чувств предметов нет, то и всё гносеологическое теоретизирование, на этом различении построенное, теряет убедительность. И самый главный вывод в этом теоретизировании – признание части нашего таким образом приобретаемого (через органы внешних чувств) знания реальным – тоже становится неубедительным. Итог этого хода мыслей у Беркли тот, что никаких «первичных» свойств познаваемых предметов нет, а все без исключения свойства познаваемых предметов по своему гносеологическому значению суть свойства «вторичные», могущие дать человеку лишь знание относительное, субъективное, но ни в коем случае не объективное, не реальное.

Таким образом, Беркли, исходя из критики гносеологической теории Локка, обычно обозначаемой как «критический реализм», пришёл к формулированию гносеологической теории, которая обозначается как «субъективный идеализм». Беркли даже считается хрестоматийным представителем «субъективного идеализма» в гносеологии. В обывательском или, иногда, в тенденциозно, намеренно окарикатуренном представлении «субъективный идеализм» Беркли выглядит теорией, которая злонамеренно провозглашает всё человеческое знание фикцией и, тем самым, ради каких-то коварных целей сбивает с толку здравомыслящих людей. На самом же деле «субъективный идеализм» есть просто синоним гносеологического скептицизма, последовательно проведённого. И, к тому же, Беркли был далеко не первым, кто такую последовательность в скептицизме отважился проявить.

Первым был Протагор (480–410), афинский скептик-софист, который, исходя из того же убеждения, которого держались и все английские философы-эмпирики (Фрэнсис Бэкон, Томас Гоббс, Джон Локк), что источником знания, если оно вообще возможно, могут быть только органы внешних чувств, пришел к нигилистическому выводу, что объективное (= реальное) знание таким способом (через органы внешних чувств) приобрести в принципе невозможно, а то, что эмпирическим знанием принято называть, есть лишь сумма субъективных мнений. Отсюда и окончательная формула Протагора, констатирующая этот его гносеологический нигилизм – «человек есть мера всех вещей».

Такой же, нигилистической, точки зрения в гносеологии держались и все последователи Протагора, афинские софисты, затем – последователи скептика Пиррона (360–270), который, в сущности, повторял того же Протагора, и вообще все последующие античные скептики, которые буквально повторяли теперь уже Пиррона.

Беркли в гносеологическом смысле ничего не сказал больше античных скептиков.

Но значение вывода Протагора и вывода Беркли, при одинаковости смысла, всё же разное. Протагор своей нигилистической гносеологией открыл широкую дорогу сенсуализму и скептицизму в только что возникшей античной философии. Беркли же, будучи убеждённым христианином, не был ни скептиком, ни даже сенсуалистом. Сенсуалистом он не был и не мог быть потому, что, во-первых, будучи христианином, он не мог не признавать в качестве источника абсолютного знания христианское Божественное Откровение, а во-вторых, будучи христианским богословом (будучи епископом, он не мог не быть богословом), он не мог не быть рационалистом-метафизиком, ибо христианское богословие, во всяком случае, с формальной стороны, есть модификация религиозной метафизики, которая в своей гносеологической основе есть рациональное знание. Религиозный метафизик-рационалист, признающий Божественное Откровение основой своего мировоззрения, не может быть в принципе убеждённым сторонником сенсуализма. Для него органы внешних чувств могут быть лишь источником утилитарно-практического знания, и только.