Интеллектуально-духовная атмосфера в Италии XVII века (в первой его половине, во всяком случае) осложнялась ещё тем обстоятельством, что хотя тогдашние естественно-научные представления об окружающем чувственном мире определялись ещё преимущественно буквально толкуемыми библейскими (ветхозаветными) положениями, но уже быстро распространялась космологическая теория Коперника, гелиоцентрическая, которая по своему содержанию действительно входила в фактическое противоречие с библейской космологической теорией, геоцентрической, которая казалась такой незыблемой и само собой разумеющейся. В обывательском представлении (интенсивно культивируемым, кстати сказать, и до сих пор) это противопоставление двух космологических теорий казалось противопоставлением старой христианской схоластической учености и новой естественной науки. Секулярная интеллигенция того времени, социальным субстратом которой были образованные городские жители (буржуазия), занятые прямо или косвенно обслуживанием светской политической элиты, почти единодушно поддержала теорию Коперника. Но поддержка эта была обусловлена прежде всего политическим мотивом, а не научным. Ведь трудно поверить в лубочно-обывательское объяснение сложившейся тогда ситуации, что де вдруг прогрессивная городская интеллигенция дружно сосредоточилась на изучении исключительно только астрономии и космологии, и тут же немедленно пришла к единодушному выводу, что система Коперника (гелиоцентрическая) превосходит систему Аристотеля – Птолемея (геоцентрическую) по чисто научным критериям, в то время как церковная интеллигенция из-за своей якобы сплошной естественно-научной некомпетентности не способна была оценить научные достоинства новой теории и потому судорожно цеплялась за старую. Проще, естественнее и правдоподобнее объяснение резкого размежевания позиций сторон то, что любая теория, в какой-либо области умствования она ни возникла бы, тотчас же получала поддержку буржуазной интеллигенции, если эта теория хоть в какой-то степени вставала прямо или косвенно в оппозицию к церковному авторитету. Теория Коперника в косвенную оппозицию к традиционному космологическому учению, геоцентрическому, поддерживаемому церковным авторитетом, действительно встала. Следовательно, поддержка этой теории со стороны секулярной интеллигенции была автоматически безусловной. А так как и Галилей тоже поддержал теорию Коперника, то его, Галилея, намеренно помещают в лагерь секулярной интеллигенции и всё это противостояние секулярной и церковной интеллигенции по вопросу о научном значении теории Коперника провозглашают противостоянием науки и религии, в котором Галилею отводят место защитника науки и, тем самым, обличителя религии. Сам Галилей с такой тенденциозно приписываемой ему исторической ролью не согласился бы во всяком случае. И отнюдь не только потому, что он был убежденным христианином. Основная причина в том, что для Галилея разница между религией и наукой не выглядела такой, какой эту разницу всегда представляла тенденциозная секулярная публицистика, которая науку провозглашала символом и вместилищем абсолютной (не только чисто научной) истины, а религию – символом и вместилищем невежества и мракобесия. Для Галилея соотношение между религией и естественной наукой было, как мы уже знаем из вышеизложенного, соотношением между двумя видами метафизик – словесной, на которой строятся философские и религиозные системы, и числовой (математической), на которой обосновываются естественно-научные выводы. Но оба эти вида метафизик одинаково необходимы для человека, и поэтому входить между собою в отношение антагонизма они в принципе не могут.