Он обнаружил, к примеру, такое же отличие между человеческой природой Тома и его «этостью», его, если можно так выразиться, «томством»[258]
. Правда, довольно сложно понять, что имеется в виду под distinctio formalis a parte rei, впрочем, общий принцип, который прорабатывал Скот, достаточно ясен. По поводу божественных признаков Генрих Гентский, с которым Дунс Скот, по его обыкновению, считается гораздо больше, чем с Фомой Аквинским, предполагал, что отличие между ними носит чисто умозрительный характер. Дунс Скот, напротив, полагает, что эта теория подвергает опасности объективность наших суждений о Боге. Поэтому он пытается найти в Боге объективное основание для проводимых нами различений[259] и признает различие, которое меньше, чем реальное, однако больше, чем чисто умозрительное. В Боге существуют отчетливые «формальности», такие, как разум и воля, в то же время не являясь ни отдельными, ни отделимыми друг от друга сущностями. Трудно понять, каким образом объективные различия в божественной природе могут быть согласованы с утверждением о божественной простоте; впрочем, в любом случае ясно, что Дунса Скота скорее беспокоит необходимость снабдить представления о Боге необходимым основанием.Переходя от Бога к человеку, необходимо заметить, что, согласно представлениям Дунса Скота, философ должен обосновать, что разумная или мыслящая душа человека является субстанциональной формой человеческого организма, внутренним смыслом его жизни, движений, ощущений, понимания и воли. По теологическим соображениям Скот придерживался старой теории особой «формы телесности»[260]
. Однако он не принимал идею о разумной или мыслящей «составляющей» человека как отдельной субстанции, которая, участвуя каким-то таинственным образом в человеческом мышлении, делает его возможным. Как заявляет Дунс Скот, данная теория, приписываемая «этому проклятому Аверроэсу» (ille maledictus Averroes), была непонятна ни самому Аверроэсу, ни кому– либо из его последователей. Если бы это было верно, то мы вряд ли могли бы говорить о способности к пониманию того или другого человека. Ибо человек, как таковой, был бы тогда не более чем своего рода высшим неразумным животным.Тем не менее, Дунс Скот не считает возможным допустить, что философ способен доказать бессмертие человеческой души. Здесь не поможет даже обращение к Аристотелю, ибо его мнение в данном вопросе, во всяком случае, довольно-таки расплывчато. «Он говорит об этом различными способами в разных местах и придерживается при этом различных принципов; причем следствием одних, как кажется, выводится одно заключение, тогда как из других может быть получено совершенно противоположное». Что касается довода о разумной деятельности, которая превосходит собой чувственное восприятие и не зависит от какого-либо органа, – наподобие того как зрительный акт зрения зависим от глаз, то он является непоследовательным. Если истинно, что разумная деятельность не зависит от состояния определенной части тела, то отсюда следует, что разумная душа не может погибнуть, так же как гибнет сила ощущения, – а именно погибнуть в результате разрушения этой определенной части тела. Однако этим не доказывается, что, когда состоящий из множества частей организм распадается после смерти, то форма сложно-составной субстанции не прекращает существовать. Более того, вероятнее всего, что она и не погибает. Вероятные доводы могут быть выдвинуты в пользу бессмертия. Но они вряд ли являются строгими доказательствами. Во всяком случае, столь же убедительные аргументы могут быть выдвинуты также против бессмертия.
Что касается доводов, основанных на естественном для человека желании бессмертия или продления своей жизни, то они обладают незначительной доказательной силой. Если говорить об интуитивных биологических наклонностях, то животные могут остерегаться предметов, которые угрожают их существованию. Однако на этом основании отнюдь нельзя сделать вывод об их бессмертии. Если же мы говорим о сознательном желании не умирать или сохранить существование после смерти, то это, наверное, неумеренное или тщетное желание. В конце концов люди могут желать того, что никак не может быть достигнуто. Чтобы показать как естественность, так и выполнимость этого желания, мы должны сначала доказать возможность жизни после смерти. По той же самой причине никакой аргумент, основанный на необходимости посмертного воздаяния, не может быть основательным, даже если он на первый взгляд обладает убедительностью. Ибо прежде всего мы вынуждены доказывать, что другая жизнь, в которой осуществляется воздаяние, существует.