История философии. Средние века

Другой характерной особенностью нового движения был преимущественный интерес к анализу конкретных проблем, а вовсе не к созданию всеохватывающего синтеза. В философской проблематике преобладал аналитический, критический, а иногда и эмпирический подход. Более того, существовала выраженная тенденция рассматривать в качестве вероятных аргументы, истинность которых ранее подвергалась сомнению. У нас уже была возможность отметить указанную тенденцию Дунса Скота в связи с вопросом бессмертия. Однако у мыслителей XIV века, таких, как Оккам, а также Николай Отрекурский, можно найти бескомпромиссную критику традиционных метафизических доказательств.

Одним из последствий этих тенденций было усиливающееся размежевание теологии с философией. Значительная область традиционной метафизики, на основании которой был создан мост между двумя этими дисциплинами, была отнесена к вере; логика и то, что можно описать под именем анализа, стало тем, что в первую очередь интересовало философов. Конечно, отсюда отнюдь не следует, что двумя этими дисциплинами занимались группы людей, абсолютно не связанные друг с другом. Так, Уильям Оккам был теологом, философом и логиком, не говоря уже о его участии в политических дискуссиях. Но это не меняет того обстоятельства, что тесные связи между философией и теологией, казавшиеся вполне естественными для большинства мыслителей в XIV веке[265], постепенно рушились под действием критики. Это особенно наглядно проявляется в метафизической области, где сомнения по поводу обоснованности традиционных доказательств сопровождались сильным привкусом богословского фидеизма[266].

Считается, что мысль XIV столетия находится в сильной зависимости от теологических и философских представлений. Последователи Фомы Аквинского склонны рассматривать XIV столетие как период крушения средневекового синтеза (вероятно, более уместно было бы говорить о синтезах), что, по их мнению, произошло по вине несправедливой критики. Конечно, они различаются в своих оценках ситуации. Некоторые считали номинализм явлением, заслуживающим лишь порицание. Другие же, отвергая номиналистическую критику традиционной метафизики, отнюдь не желали оказаться в закоснелом обществе. Тем не менее, XIII век представлялся томистам вершиной средневековой философской мысли, в то время как XIV столетие они видели кризисной эпохой, протекавшей по обычному для таких эпох сценарию (умозрительную и созидательную мысль сменила критика ее предпосылок), не сумевшей подняться до уровня предыдущей. Противоположную точку зрения занимали по разнообразным причинам сочувствовавшие новому направлению мысли. Так, для некоторых последнее представлялось способом освобождения христианской веры от чужеродных влияний греческой и исламской метафизики. Другим же оно служило поводом выразить свое общее видение философии, более соответствующее их вкусам, видение философии как логических исследований, анализа и критических предпосылок. Понятно, что достаточное число современных философов, изучая труды великих богословов XIII века, чувствует себя как в неведомой стране, логические исследования XIV века возвращают их в более привычный мир. Возможно, что, например, Уильям Оккам, несмотря на его твердые богословские убеждения, чувствовал бы себя достаточно свободно во время дискуссии в среде современных философов-аналитиков.

Нет необходимости говорить, что для XIV века существенной проблемой в отношении к критике традиционных метафизических аргументов было то, является ли эта критика обоснованной. Если это так, то бессмысленно говорить о ее «деструктивности». Кроме того, хотя кое-кто и сожалел о все возрастающем интересе к логическим исследованиям и аналитическим построениям в академической среде, вполне уместен вопрос – каковыми были результаты данных исследований. Возникновение проблем, связанных со спекулятивной метафизикой, вполне могло сопровождаться ценными разработками в сфере логики. Теории, посвященные разумным понятиям, актуальному разуму и божественным идеям, ведь не всем приходят по вкусу. То же самое касалось рассмотрения логических парадоксов, природы импликации или пропозициональных функций терминов. Но вряд ли было бы неосновательным предположить, что в исследованиях второго типа не исключалась возможность достижения весомых результатов, тогда как, скажем, в отношении движения небесных тел не было никакой надежды добиться большего, нежели простых описаний, вплоть до того времени, когда сформировалась астрономия как наука. Можно было бы возразить, и возразить справедливо, что метафизика XIII века далека от того, чтобы состоять из пустых спекуляций, самой судьбой предназначенных к тому, чтобы со временем уступить место серьезным научным исследованиям. Да, это совершенно так. Однако средневековая метафизика, несомненно, включала значительную долю концептуального анализа.