История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Мира Спренгтпортен решительно не обещал. Самое выгодное, что Финляндия могла бы предпринять, — сказал он, — это сделаться самостоятельной. Время как нельзя более благоприятствует такому шагу. Армфельту надо с этой целью соединить свою армию с русской и таким образом спасти себя и всех подписавших «Ликала-ноту». — Армфельт и Хестеску дружно возразили, указывая, что конфедерация имела в виду добиться исключительно мира и риксдага. Малейший же ход в сторону самостоятельности Финляндии встретит решительное сопротивление как со стороны каждого обывателя края, так и финской армии. В виду того, что ни та, ни другая сторона не пожелала изменить своего мнения, они разошлись недовольные друг другом. При расставании К. Г. Армфельт просил Спренгтпортена прекратить свою переписку.

Осторожно, с большими оглядками, но идея о самостоятельной Финляндии распространяется настолько открыто и широко, что К. Стедингк в течение августа дважды останавливается на ней, стараясь возбудить к этому вопросу особое внимание короля и предложить ему выход из создающегося затруднительного положения. «Ради Бога, — писал Стедингк, — подумайте Ваше Величество о своем спасении... Швеция наполнена недовольными; Разумовский все еще остается там: он представляет головню, окруженную горючим веществом. Начали уже говорить о независимости Финляндии.,.. Эти люди не хотят видеть, что идут навстречу своей гибели, что русские им льстят только для того, чтобы их поработить... Они воображают, что, удалясь из неприятельской земли и охраняя свои границы, Россия перестанет их тревожить. Какая иллюзия»!

«Из письма Гюнцеля, Ваше Величество усмотрите, — доносил К. Стедингк 8-19 авг. 1788 г., — что дела все ухудшаются. Старый Спренгтпортенский проект создать из Финляндии республику, проект столь же опасный для Швеции, сколь благоприятный для России, вскружил все финляндские головы. Вашему Величеству не придется более пользоваться этими людьми для войны. Я вижу только одно средство — это то, чтобы Ваше Величество, став во главе финнов, выслушали их жалобы. В сущности, они ненавидят русских, но новый кадастр их сильно настроил против правительства. Большая часть населения в долгу... Я уверен, что, простив им долг казне, дозволив им курить вино без налога и возместив им расходы, понесенные на землемеров, Ваше Величество привлекли бы к себе весь народ».

При возвращении Йегергорна из Петербурга с новыми надеждами, он чаще и открытее стал говорить о. самостоятельности Финляндии, утверждая, что она полезна для финнов и что ее возможно осуществить даже при наличном положении дела в крае). Один из современников удостоверяет, что «о проекте самостоятельности говорили сдержанно, как бы вскользь, ибо находили, что умы недостаточно ему сочувствовали»; но тем усерднее играли на излюбленных струнах: мир с Россией, созыв риксдага, ограничение королевской власти и даже низвержение короля.

Единомышленник Йегергорна и Спренгтпортена — майор Клик утверждает, что самостоятельность Финляндии, предложенная прежде (при Елизавете Петровне) Россией, стала теперь предметом желаний многих граждан, «к которым я считаю за честь быть причисленным». Клик говорит далее, что этими многими сообща подготовлялись умы к революции в течение предшествовавших лет, хотя особого успеха они не ожидали, так как принуждены были действовать тайно. Все-таки нашлось значительное число граждан, которые сильно желали самостоятельности, но они не составляли большинства.

Таковы факты и заявления разных лиц, по которым предстоит оценить степень распространенности идеи о самостоятельной Финляндии. К ним остается прибавить заявление самого короля. В письме к К. Стедингку от 12-23 авг. 1788 г., Густав III говорит: «Я сочувствую вашему беспокойству, любезный Стедингк; но болезнь еще не всеобщая. В Аньяла царит больше безумие, чем предательство; там громко протестуют против тех, которые хотят обвинить их в желании отделиться от Швеции... Мысль об отделении возмущает шведов и возымела хорошее действие. Что касается меня, то я решил выдержать свой характер до конца и не уступать судьбе».

В указанном освещении картина ясна. Надо, кажется, прийти к тому выводу, что в аньяльской среде бродила мысль об отторжении Финляндии, но она не была особенно распространена. «Так называемая самостоятельность Финляндии ковалась», как выразился Экман, но лишь немногими лицами. Затея была, очевидно, доверена только избранным, но и те, увидя свои ходы раскрытыми, старались отречься от неё, дабы избегнуть плахи. Йегергорн, очевидно, погрешил в Петербурге тем, что выставил общим желанием финнов то, что составляло тайное стремление лишь незначительной кучки финских офицеров начальников.