Когда он задумал оторвать Финляндию от Швеции и планировал будущее политическое устройство своей родины, начались его колебания: то он желал видеть в ней монархию, то республику.
В одном он оказался строго последователен — в своей преданности аристократии. На риксдаге он, примкнув к партии шляп, отстаивал исключительно аристократическую точку зрения против демократов-шапок. Учреждая военную школу в Хапаниеми, он имел в виду только дворянскую молодежь. Когда он остановился на республиканском устройстве Финляндии, интересы высшего сословия выдвигались им на первый план.
Несмотря на редкие природные способности, большие познания в военных науках, энергию, выдающееся личное мужество, бескорыстие и доброту — исторический облик Спренгтпортена выходит крайне непривлекательным. — Он путался и оступался под тяжестью собственной гордости, обидчивости и непомерного честолюбия. Эти чувства совершенно отуманивали его и застилали перед ним истинное положение дела. Если он несколько уважал идеи свободы XVIII в., если в нем временами шевелился патриотизм, то все это подавлялось и заглушалось его собственным эгоистическим Я. Он не делал различия между своей личностью и предметом или идеей, которым он служил. Его идея, его дело всегда сливались с ним самим.
Субъективность преобладала в нем над любовью к родине, над сознанием долга. Он был полон заблуждений. Он был слишком слаб, чтобы стать выше обстоятельств и победить их, слишком ничтожен, чтобы пренебречь ими, когда они могли послужить его личным целям. В этом кроется причина бесцветности его патриотизма и малого его жизненного успеха. Высокие идеальные порывы не руководили его действиями. Долг и честь, верность и традиции не были его святынями. В его характере было много ненависти и мстительности, раздражительности и угрюмости (Р. Г. Ребиндер).
«Это — быстрая река, — сказал один из близко его знавших, — которая все заливает и все сокрушает; он создан был, чтоб свергать с престолов и разрывать общественные союзы».
Решительный и отважный до отчаяния, говорит Р. Г. Ребиндер, энергичный, и трудолюбивый, пренебрегающий денежными интересами, республиканец на словах, деспот в душе, этот человек создан был, «чтоб играть роль в гражданских смутах». Собственное величие стояло у него выше всего. Заслуги других им не признавались; друзья и союзники подвергались его саркастической насмешке.
Нас могла бы еще примирить с ошибками и увлечениями Спренгтпортена пылкая безотчетная любовь к родине, та любовь, которая высоко подымает грудь и заставляет сердце усиленней биться, которая постоянно ставит перед взором холодную, бедную, страдающую родину, где мелькнула его молодость, где красовался берег Саймы, где прошла его честно-трудовая жизнь, где обожали его серые когорты карельцев и саволаксцев, над созданием коих он работал сердечно с истинным энтузиазмом. Но такой любви у него не было. Любовь к родине в известной дозе входила в состав его политической деятельности, но не она возвышала, направляла и оправдывала его политические порывы, его государственные преступления. Разрыв Спренгтпортена с королем, и родиной произошел на почве личного мелкого самолюбия. Главными пружинами действий Спренгтпортена были низкая месть, к которой повода не было дано Густавом III, и демонское честолюбие, переполнившее все его существо.
Впоследствии Спренгтпортен объяснял свое отпадение от Швеции различно. Сперва он рассказывал род сказки о том, что в кадетском училище товарищи подымали его на смех за его дурной шведский выговор и дразнили его прозвищами «финская кишка», «финский сапог (пьекса)». Эта обычная выходка школьников легла яко бы в основу его пожизненного озлобления к шведам. Затем он придумал иные мотивы своего отщепенства. «Речь шла, — писал он, — о том, чтобы побороть самоуправство государя, который, объявляя войну России, тем самым объявлял ее и отечественной конституции. Густав топтал ее ногами, опрокинув храм, в котором клялся. Честь, любовь, благо граждан, все запрещало ему (Спренгтпортену) оставаться нейтральным в споре, касавшемся свободы родины и прав, к поддержке коих обязывало его само рождение». — Густав «простер королевскую власть превыше законов, — восклицал Спренгтпортен, — заковал Швецию в цепи, возвел Финляндию на эшафот»...
Все это громкие слова, не имеющие под собой достаточной фактической основы. — Истинные сыны отечества работают на пользу родного края иными средствами; ошибки и своеволие власти не разрешают им гнусной измены, не дают права самосуда, не побуждают их хвататься за оружие.
Логика Спренгтпортена вела на путь революции и анархии, она развязывала руки всякому самоуправству. Честный сын родины знает легальные способы борьбы и законное отстаивание своих прав.
Спренгтпортен трудился только для себя, смотрел на Финляндию лишь как на пьедестал собственного возвышения и не был разборчив в средствах для достижения своей цели.