Шведы сосредоточились около Фридрихсгама. Не смотря на то, что Фридрихсгам обошелся шведской казне в 23 бочки золота, он представлял совершенно негодную крепость. Один из участников войны, долго квартировавший в городе, — пастор шведской гвардии Тибурциус, — дает следующее описание Фридрихсгама. Прежде всего, неудачно было выбрано место для крепости, так как по обеим сторонам её возвышались горы, с которых представлялась возможность не только обстреливать все её улицы, но и незаметно приблизиться к её стенам. Сама крепость, хотя она и возводилась под руководством директора инженерного ведомства Лёвена, имела ничтожное значение, вследствие того, что её валы состояли из песчаного торфа и дурного дерна, оползавшего от продолжительного дождя, а крепостные рвы, глубиной до 5 фут, не были заполнены водой и ограждены рогатками. Ворота не имели ни подъемного моста, ни защищавшего их равелина. Укрепления были разбросаны на столь обширном пространстве, что требовали для своей защиты гарнизона в 10.000 чел. Среди города помещался высокий деревянный цейхгауз, украшенный огромной вызолоченной двойной буквой «F», с королевской короной, которые могли служить прекрасной целью для неприятельских выстрелов, так как ярко блестели за пол-мили от города. Пороховые погреба были плохо устроены. Вода оказалась дурного качества и в недостаточном количестве. «Когда мы прибыли в Фридрихсгам, — прибавляет Тибурциус, — все дома были заняты больными матросами... «Около города находилось высокое песчаное поле, удобное для лагерного расположения, но наш полк разместили в болотистой местности, вдоль берега соленого озера, где сам по себе воздух был нездоровый и, кроме того, распространялся отвратительный смрад от плохо зарытых тел: здесь валялась нога, там из земли высовывалась рука и т. д.». Комендантом крепости состоял генерал-майор Буске (Bousquet). Левенгаупт начал исправление укреплений города с помощью запасных полков.
Шведы, сосредоточив около Фридрихсгама до 15.000 свежего войска, а всего имея до 25 тыс., тем не менее бездействовали, дав возможность русским стянуть свои силы в окрестностях Выборга. Вскоре жестокая горячка, проникшая в их лагерь, стала косить людей ежедневно сотнями. На здоровье войска влияла дурная пища, осенние погоды, тесное помещение и прежде всего крайне неосмотрительно выбранное место стоянки армии: «Землянки, в которых укрывались шведы, были так сыры, что платье плесневело на теле. Эти землянки стали заменять могилы: их наполняли трупами, сбрасывали с них крыши и засыпали землёй». Хоронили без почестей и церковных обрядов. В Кюменьгородском батальоне смерть взяла столь обильную жатву, что потребовалась могила в 100 локтей длины, 6 локтей ширины и 4 глубины. Естественными последствиями этого явились ропот и деморализация. Дезертирство перестало считаться позорным.
Некоторые роты в течение нескольких дней накапливали от 14 до 20 трупов и клали в сараи без дверей, где их нередко ночью пожирали собаки.
Солдаты роптали на то, что по приказанию майора Пфейля умершим не оказывали никаких почестей.
Болезнь и смертность настолько продолжали свирепствовать среди солдат, что в королевской лейб-гвардии осталось лишь 400 человек, из 1.500, пришедших в Фридрихсгам.
«Моя рота, — пишет граф Хорд, — состоявшая из 4 офицеров, 6 унтер-офицеров и 150 рядовых, помещалась теперь в 10 плохеньких крестьянских избах».
Если лагерь армии в течение зимы превратился в обширный лазарет, то флот представлял открытую могилу. Она особенно наполнялась теми пехотинцами, которых тысячами отправляли на суда, для укомплектования флота. Непривычка к судовой пище и к жизни под палубой приносила целые гекатомбы смерти и болезням.
Ни в армии, ни во флоте не имелось искусных врачей. Медицинская наука стояла на низком уровне развития; немецкие цирюльники и самые ничтожные знахари, с соответствующими аптекарями, являлись единственным персоналом, к которому можно было обращаться. К болезням в армии и флоте присоединились дурное настроение, вследствие несчастного начала кампании, смерть королевы, неподвижность, партийные раздоры. «Лучшим лекарством могла быть победа, но те доктора, которые должны были его приготовить, были в своем роде — цирюльниками».
Провианта было так мало, что полкам несколько месяцев приходилось питаться сухим хлебом, гнилой салакой и горохом. Естественно, что при таком жалком положении армии обнаружилось чрезвычайное недовольство, а беспорядки увеличивались..
Когда весть о прекращении перемирия дошла до шведских войск, среди них поднялась ужасная суматоха. До этого времени Левенгаупт ничего не предпринимал, ослепленный пышными фразами французского посланника Шетарди. Все потеряли голову. «Никто не принял во внимание, что (при первых слухах) снег был еще выше человеческого роста» и русские не могли двигаться.