Но так как самым животрепещущим вопросом являлось избрание для Швеции наследника престола, то часть офицеров старалась достигнуть созыва риксдага: они отправляли домой письма, в которых изображали положение армии в самых темных красках и представляли общее бедствие столь великим, что его возможно было облегчить только посредством созыва сословий. Другие офицеры носились с мыслями о необходимости начальников вмешаться в дело престолонаследия. Об этом совещались в полках и пускались в ход разнообразные слухи. Болтали о том, что Левенгаупт протягивал руку к шведской короне, но сперва хотел овладеть Финляндией и создать из неё для себя отдельное герцогство с главным городом Петербургом. В Швеции он имел в виду царствовать под именем Карла XIII. Посредством подобной лжи обрабатывались умы. Сношения между Петербургом и шведской армией весьма оживились во время перемирия; а голштинские чиновники, которым правительство в Стокгольме довольно неосторожно дозволило держать путь в Россию через Финляндию, делали неторопливые и подозрительные визиты в зимних квартирах шведской армии. Лица, требовавшие в Стокгольме войны и кричавшие о ней на улицах, говорили теперь о мире, риксдаге и престолонаследии. По сообщению Акселя Ферзена, — одного из участников похода, — к Левенгаупту была снаряжена депутация, с уведомлением, что армия желает не драться, а выбрать в наследники шведского престола герцога Голштинского. Главой голштинской партии в армии считали полковника Карла Отто Лагеркранца.
Среди этих политических брожений Левенгаупт (25 февраля н. ст.) получил письмо от русского генерала Кейта, в котором неожиданно сообщалось, что перемирие через три дня прерывается и снова начнутся военные действия. Левенгаупт тотчас же созвал военный совет из генералов, полковников и подполковников и представил им опасность положения. Подполковник Спарре и полковник Вреде сделали между прочим предложение о том, чтоб отправить кого-нибудь, в качестве представителя, к русским с такими проектами, чтоб их можно было заставить остановиться. Лагеркранц предложил не только отправить посольство в Москву, но желал, чтобы кто-нибудь из армии «через два часа поехал также в Стокгольм, представил там бедственное положение армии и упросил», чтоб совет раньше не расходился, пока не примет верные меры к охранению государства. С этой целью Лагеркранц составил для короля в самых мрачных красках отчет о состоянии армии, причем утверждал, «что ранее конца апреля армия, флот и вся Финляндия должны оказаться во власти русских».
Генерал закрыл военный совет, объяснив, что посылать шведа вымаливать отсрочку у наступающего неприятеля слишком противоречит законам чести. Но Левенгаупт не был из тех, которые твердо стояли на своем решении, и уже вечером того же дня, на новом собрании, генерал дал шевалье Крепи уговорить себя и согласился поручить посольство полковнику Лагеркранцу. Шевалье Крепи доверено было передать письмо маркизу Шетарди.
Императрица сперва как будто сочувственно отнеслась к мысли о перемирии, но продолжительное молчание её сановников должно было предупредить Лагеркранца и Шетарди об отрицательном ответе. Наконец, представителям Швеции было заявлено, что переговоры могут продолжаться, но военных операций прерывать нельзя.
Тогда Лагеркранц дал понять, что у него имеется другое, более секретное, предложение, и приближенным Императрицы был показан имевшийся в запасе проект. Посланник главнокомандующего, для прекращения кровопролития, предлагал в обоюдных интересах заключение мира на тех условиях, которые выставлены будут самой Императрицей, ибо король был уверен, что Елизавета Петровна при мирных переговорах предоставит Швеции столь часто обещанные ею преимущества, или же доверится справедливости посредника. Для большей верности, Лагеркранц обязался в течение 6 дней доставить фельдмаршалу Ласси удостоверение своего заявления, подписанное генералом Левенгауптом и всеми находившимися в Фридрихсгаме старшими офицерами; пока же, по его мысли, надлежало дать знать русским генералам о приостановке военных действий; то же самое обязывался сделать Левенгаупт. Перемирие имелось в виду продлить до прибытия с обеих сторон уполномоченных, предназначенных для ведения переговоров. Русские власти ответили, что предложение заслуживало бы внимания, если бы не исходило от частного лица, которому не дано такого поручения; оно не приобретет никакой цены даже и тогда, когда сам генерал Левенгаупт и вся армия подпишут его, потому что подобные предложения исходят только от короля и совета. Лагеркранцу оставалось покинуть Москву. 12 марта (1742 г.) он выехал уже из Петербурга и по дороге будто бы встретил множество обозов и рекрут, предназначенных для русской армии. В Петербурге он якобы нашел в сборе весь генералитет. Все походило на выступление. Это, по его словам, подтверждали и находившиеся там в плену шведские офицеры. Без остановки Лагеркранц проехал в Фридрихсгам.