История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Гр. Левенгаупт сильно раздражался, слыша, как Лагеркранц в главной квартире ретиво превозносит превосходство русских, прекрасное состояние их армии, отличных офицеров различных национальностей, которые — прибавил он, — «не разговаривают о политике, а исполняют свою службу». Но что сказал бы Левенгаупт, если б увидел письмо, в котором полковник Лагеркранц рисовал для Шетарди в самых мрачных красках плохое состояние шведской армии и выставлял своего начальника — генерала — хвастливым безумцем без малейшей опытности в военном искусстве.

28 марта (1742 г.) собран был военный совет. Шевалье Крепи и Лагеркранц привезли из России известие о состоянии и численности русского войска, доходящего до 45.000 человек, и предсказывали, что в несколько дней оно придвинется к Фридрихсгаму. Генерал, мало веривший их словам, отдал однако приказание некоторым частям приблизиться к Фридрихсгаму. Число членов военного совета доходило до 28. Им Левенгаупт изложил поведение Лагеркранца, прочитал его инструкцию и предложение, сделанное им Московскому Двору; офицеры должны были признать, что он превысил свое полномочие. Но когда генерал попытался выразить свое презрение к изменническим замыслам в армии и выставить свою воинственность, его напыщенная речь на большинство совета не произвела никакого впечатления.

Если принять во внимание согласованность ложных известий о приближении неприятеля, которые с такой уверенностью доставлялись Левенгаупту (разными лицами, напр., ф. Менгденом, Геннингом, Гюлленборгом, Крепи и особенно Левингом), то приходится признать их вышедшими из одного общего источника и направленными к осуществлению одного и того же плана; а так как главная русская армия при окончании перемирия далеко не была готова снова начать неприятельские действия, то легко рождается предположение, что перерыв имел связь с партийностью в шведской армии. Мы не хотим, однако, сказать — продолжает шведский историк, трудом которого мы пользовались, — что шведы советовались об этом с неприятелем, так как к тому не имеется никаких доказательств.

В офицерской среде возвращение Лагеркранца и его рассказы значительно подняли брожение; «офицеры веселились в трактире и говорили о молодом герцоге Голштинском». Дерзость их во время одной попойки дошла до того, что они послали двух депутатов к генералитету с известием, что пьют за здоровье короля Карла XIII. — При таких условиях Левенгаупт не смел показать, что он признает поведение Лагеркранца в Москве преступным, почему оставил его на несколько дней в Фридрихсгаме, а затем поручил ему ехать домой и уведомить короля о состоянии войска. В то же время он распорядился, при посредстве заранее высланного офицера, арестовать его на дороге и отправить в Стокгольм. И так как одновременно был арестован Левинг, а один поручик при Dalregementet вынужден был подать в отставку, то этими мерами и благодаря еще некоторым серьезным замечаниям, сделанным Левенгауптом офицерам, ему удалось подавить смуту и восстановить порядок между офицерами.

Среди финских полков также проявилось неудовольствие, но по иной причине: в виду отдаленности их мест квартирования, они оставлены были в Фридрихсгаме и его окрестностях, для несения гарнизонной службы и работ по укреплениям. Из финских полков каждую ночь убегало домой от 30 до 40 чел. Тибурциус говорит, что русские из своего лагеря посылали финнов сманивать других, причем они превозносили благородство русских.

Стокгольмское правительство, недовольное Левенгауптом, прислало в Финляндию полковника Маркс-фон-Вюртемберга, для производства следствия, и приказало Левенгаупту ничего впредь не предпринимать без военного совета.

Когда общее безотрадное положение армии Левенгаупта сделалось известным в Швеции, рекруты, назначенные в Финляндию, неохотно покидали отечество, а 400 далекарлийцев, которых хотели отправить на театр военных действий, отказались следовать по назначению.

Наконец, 15 мая, во время пения вечернего псалма, им приказано было на следующее утро явиться на корабли; они сначала потребовали свои шинели и с шумом и гвалтом заявили, что не оставят города, пока не будут исполнены все их требования. Офицерам с трудом удалось водворить порядок, а на следующее утро далекарлийцы явились с большим опозданием, и, несмотря на приказание, вещи их не были уложены. Когда они и на этот раз, под ничтожным предлогом отказались взойти на суда, офицеры спросили их, с какой целью им желательно так долго оставаться в городе? Они ответили, что не намерены даром отдать себя, и не пойдут на войну без своего короля, как это бывало при Карле XI и Карле XII. Они желали признавать только одного Бога и одного короля, который должен взять с собой на войну корону и скипетр, чтобы таким образом они ведали, за кого жертвуют своей жизнью. За рыцарство же и дворянство они не намерены были сражаться.