26 мая галеры с войсками, под командой генерала Левашева, вышли из Кронштадта и «хотя с противным ветром, но с малой погодой в надлежащий путь пошли». Корабельные же наши «эшквадры» снаряжались к походу с большим трудом. Прежде всего, поражает на них большое количество больных «морских служителей», почему «по необходимой нужде» «эшквадру» комплектовали, вместо матросов, людьми из Дербентского и Дагестанского армейских полков. В госпиталях по первое июня имелися налицо 3315 чел., и к ним каждый день прибывалось по 60 и по 80 человек, а «по выходе из тех (госпиталей) имеется самое малое число, и те так слабы являются, что оных скоро в работу определить невозможно». После отправления двух корабельных эскадр в море, к 13 июня Кронштадте осталось на якоре еще 7 линейных кораблей, совсем вооруженных, но не укомплектованных матросами «за множеством больных», отчего «никакого успеху и надежности нет», а «паче крайняя нужда» в людях. «С наличными же служителями не токмо в море отправить нельзя, но и стоя на рейде с нуждой якоря поднять и прочие корабельные работы исправить могут».
Наконец из Кронштадта вышло 23 вымпела; гребная флотилия состояла из 43 галер. К ним должна была присоединиться беломорская или архангельская эскадра вице-адмирала Вределя (в 10 вымпелов). Но ни одно судно этой эскадры не дошло до балтийских портов: все они оказались поврежденными штормом.
«И тако ныне флот Вашего И. Величества под главной командой адмирала Мишукова, действительно в море против неприятеля стоять будет: .... и не токмо себя оборонять, но с помощью Вышнего и счастием В. И. Величество над неприятелем сильный поиск надежно учинить можно».
Мишуков, по соглашению с флагманами, занялся «экзерцицией пушками, ружьем и хождением под парусами между островами Левенсара и Нерва», где неприятель видеть не мог, «понеже служители морские не весьма искусны в должностях своих». Затем флагманами было решено «иттить далее к весту между островом Гогланда и Соммерса по фарватеру к острову Аспо для осмотру неприятельского флоту».
Мишуков вел всю кампанию 1742 г. до неузнаваемости вяло (ему было 58 лет), отговариваясь разными причинами: болезнями, ветрами, узкими фарватерами. Видимо, что он пережил свою известность и утратил всякую энергию. Помощи армии он никакой не оказал.
Гр. Н. Ф. Головин всеми зависевшими от него мерами старался побудить адмирала Мишукова к деятельности, но безуспешно. «А понеже вашему превосходительству, — писал граф уже 13 июня, — многие от меня наикрепчайшие предложения и ордеры были с довольным наставлением, дабы ко исполнению Высочайшего её Имп. Величества намерения в поиске над наприятелем всекрайнюю свою ревность оказали».... Адмиралу сообщили, что «оной неприятель с несказанной торопостью бегством удаляется, раззоряя огнем не токмо деревни и знатные домы, но и самые крепости.... Фельдмаршал Ласси предписал Мишукову напасть на шведский флот и прикрыть нашу гребную флотилию. Адмирал созвал консилиум и, согласно его определению, ответил, что при первой возможности будет следовать к Аспэ для осмотра неприятельского флота; «что же касается до прикрытия галер, то этого выполнить никак не можно, ибо фарватеры неизвестны».
4 июля «с генерального консилиума» Мишуков рапортовал президенту адмиралтейств коллегии гр. Головину о своем «намерении, чтобы от нынешнего места, где со флотом лежит, проближиться к неприятельскому флоту и, по усмотрении сил, учинить над оным поиск, в котором предприятии, что учинится» — о том доносить. 11 Июля Головин послал Мишукову новый ордер: дабы он «на движение неприятельского флота недреманным оком надзирал, и по усмотрению доброго случая и силе его старался бы всевозможный над оным поиск учинить, как по ордеру ему о том от г-на генерала фельдмаршала (Лессия) повелено, без упущения».