История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Но со дня выхода в море, Мишуков в рапортах доносил лишь о провизии и о числе больных, почему гр. Н. Ф. Головин выразил, наконец, надежду получить от его превосходительства известие о прямых действиях, состоящего под его командой флота. Напрасно граф указывал на «робкие неприятеля поступки», на «вящую славу флота Российскаго», на неисполнение намерения генерального консилиума и т. п. Ничто не помогало; в расчеты адмирала Мишукова, очевидно, не входили истинные «поиски». Напрасно также наш полномочный министр в Копенгагене, Корф, сомневался в возможности шведского флота причинить какой-либо вред русским, «понеже шведы по сие число довольно оказали, что они пустыми химерами себя забавлять обыкли», флот свой укомплектовали «мужиками» и находятся в весьма невыгодном положении, вследствие недостатка в провизии и свирепствующих болезней. Инструкция, данная Мишукову, робко повелевала: «Ежели неприятельский флот будет состоять в такой силе, что против здешнего флота третьей частью меньше, то над оным, с помощию Божиею, всякие поиски чинить по морскому обыкновению»... Адмирал не вышел из границ этой осторожной инструкции. Другое положение инструкции предписывало адмиралу «поступать по согласию и совету с командующими флагманами». Правда, далее прибавлялось, «дабы хотя чего в инструкции не изображено, во всем поступать по тогдашним обстоятельствам, всеприлежно наблюдая к стороне лучших её И. В. авантажей и государственной пользы». Но все это, видимо, нашего адмирала не озабочивало.

Какой-то выходец из Германии, Гейлигер, предлагал для истребления неприятельского флота свою «зажигательную инвенцию», которая по проверке оказалась полной негодностью.

Не лучше действовал шведский флот.

Русские, по крайней мере, хорошо воспользовались открытием навигации (1742) и в обильном количестве снабдили припасами в Выборге как жителей, так и армию. Кроме того, русские галеры завладели Выборгским заливом. Тщетно Левенгаупт настаивал, в течение зимы, на том, чтобы при открытии навигации иметь флот под рукой. Шведское правительство в начале года отдало приказание, чтобы в Карлскроне снаряжено было 20 судов; в марте месяце оно посылало туда 9 напоминаний. В апреле все галеры были готовы, и, когда получилось известие, что море у финских берегов вскрылось, они в три приема — 4, 11 и 16 мая — могли выйти из Стокгольма. Кроме значительного экипажа из матросов, галеры доставили в Финляндию 3.700 чел. солдат. Галерам надлежало присоединиться к эскадрам, которые, под начальством Фалькенгрена, находились уже у Мустасари.

Обширная власть главнокомандующего над флотом была к этой компании значительно урезана. Каждое его приказание имели право обсудить; адмирал и флагманы, Правительство, видимо, надеялось, что Левенгаупт при таком условии не станет настаивать на каком либо движении, которое они признают опасным. Те же требования, которые он выставлял помимо их совета и согласия, надлежало излагать письменно. Левенгаупт никогда не мог решиться на столь ответственный и определенный шаг. 5 июня 1742 г. Левенгаупт призвал к себе в Кюменьгород начальников эскадры Фалькенгрена и Шёшерна. На свой запрос о том, не может ли флот из Аспэ передвинуться к Бьеркэ, и там соединиться со шведскими галерами, с целью запереть русскую галерную эскадру в Выборгском заливе, Левенгаупт покорно удовольствовался ответом Шёшерна, что море там слишком открыто для галер, и что внутри Реддала (Röddall) они не могут бросить якоря, потому что там стоят русские галеры. Флот остался па прежнем месте у печальной памяти станции прошлого года, где, как и раньше, экипаж вынес губительную эпидемию.

Русское ротное знамя (1741-1761)

Те военные советы, — в известную зависимость от которых поставлен был Левенгаупт и в своих сухопутных действиях — не походили на обычные советы, когда главнокомандующий добровольно вступал в обсуждение дела со своими подчиненными, для выяснения положения и для закрепления взаимного доверия. Эти обязательные военные советы приобрели некоторую власть. Во всяком случае, наступательные планы Левенгаупта ставились в зависимость от одобрения совета. Из слов Маркса Вюртембергского приходится заключить, что Левенгаупт все еще помышлял о наступательной войне. Между тем всякое наступление начальники отдельных частей признавали безумием, почему государственный совет поспешил обязать Левенгаупта перед каждым походом выслушивать начальников. Конечно, мнение большинства не являлось непременно обязательным, и энергичный главнокомандующий, выслушав офицеров, всегда мог бы поступить по своему усмотрению, но Левенгаупт был не из их числа. Поэтому военные действия велись с преступной нерешимостью и колебаниями, в зависимости от разнообразных по составу военных советов и от многочисленных их мнений и желаний.