Перед уходом из края, Кампенгаузен желал дать всем удовлетворение за обиды, причиненные войсками. Особым объявлением он вызывал к себе тех, которые по каким-либо причинам не покончили счетов с войсками.
Говорят, что русские, к концу своего пребывания в Финляндии, сделались более раздражительными и строже стали обходиться с населением. Удивляться этому не приходится, так как в крае готовился обширный заговор, рабочие убегали с постройки галер, матросы уклонялись от набора и т. п. Пастор Валениус оправдывает русских, говоря, что они не без основания подозревали финнов. Известно, что один пастор укрывал шведскую шайку, другой — корреспондировал со шведским партизаном, один фохт стал на сторону народа и содействовал его сопротивлению русской власти, другой — в г. Борго — не только отказался дать лошадей офицеру, но еще ограбил его.
Причина большего заговора против русских крылась не столько в тягостях разных контрибуционных повинностей, как в желании финнов сбросить русское владычество и в сознании, что русские обессилили себя, отослав главные свои части из Финляндии. В конце 1742 г. шведскому правительству было донесено, что от 50 до 60.000 чел. финнов могут быть немедленно вооружены, если из Швеции вышлют морем от 3 до 4-х тыс. чел., оружие и прочие припасы. План внезапного уничтожения русской армии обдумывался в конце 1742 и в начале 1743 гг. Финские войска также вызывались напасть на русских. Затем надеялись захватить русские провиантские магазины и амуницию в Або, Гельсингфорсе и Тавастгусе, и, наконец, казну, хранившуюся в доме кригс-комиссара Коллина.
Зачинщиком тайного плана называли адъюнкта абоской академии Исаака Росса, но ближайших сведений об этом не имеется. Народное восстание, поддержанное вторжением Фрейденфельта в Эстерботнию и нападением на Аланд, могло обещать значительный успех, если бы имелась в распоряжении достаточная военная сила. Но её не было.
Шведы считали, что русская сила, начиная с марта 1743 г., не превышала 2.000 чел., разбросанных в Эстерботнии, и 5.000 в остальной Финляндии. Но указывалось затем, что русские, опасаясь осложнений, увеличили свои войска присылкой нескольких полков. — Говорили, что надеялись поднять крестьян, путем пасторских подстрекательств. Имелось в виду произвести резню на святой неделе, когда русские особенно предаются бражничеству и разгулу. рассчитывали, что русские гусары, и особенно венгерский полк, перейдут на сторону финнов, вследствие своего недовольства невыдачей им жалованья.Ходили еще слухи, что триста человек, под командой одного поручика, скрывались в лесу. Швеция внимательно прислушивалась к движению, так как ей важно было помешать русским перейти весной в Вестерботнию. Выполнение этого плана открывало русским путь в Швецию. О существовании подобного плана шведы заключили из той описи лодкам, которая была произведена русскими, и из тех наборов, кои они производили среди матросов. Шведы предполагали, что финские полки восстановлялись для гребли на галерах, предназначенных для опустошения шведских берегов. Пронесся, наконец, слух, что русский двор, не считая себя более в состоянии удержать Финляндии, отдал якобы приказание изрубить до ухода всех молодых мужчин и увести в рабство жен и детей. Разные лица, звания которых не дозволяли им принять открытого участия в этих замыслах, были однако осведомлены о них и подговаривали других к выполнению плана, советуя лишь осторожность и согласование своих действий с указаниями из Швеции. Седеркрёйцу — одному из представителей Швеции на конгрессе в Або — приказано было сообщаться с финнами, готовящимися к восстанию. Шведский историк Н. Тенгберг рассказывает, что Седеркрёйцу принадлежит совет выступить одновременно во всех пунктах, в начале мая, пока флот России но успеет показаться в море, и прогнать русских из Финляндии быстрее, чем они туда пришли.
По другим версиям, напротив, шведское правительство остановило замыслы, чтобы не ухудшить положения Финляндии, ибо снисходительное обращение с ней обещано было русскими, под условием совершенно мирного поведения населения.
Маленькое революционное движение обозначилось в окрестностях г. Або, где захвачен был казенный фохт и отправлен на шведские галеры. Местные драгуны, кажется, знали о плане, так как из Петербурга последовало предписание предать их гофгерихту. — Состоявшийся мир пресек дальнейшие расследования дела.
Надо полагать, что заговор не имел широкого распространения, потому что часть благоразумных и спокойных финляндцев рассуждала подобно пастору Серениусу, сказавшему, между прочим, в своей проповеди (дек. 1743 г.): «Не бойтесь их (русских). После того своеволия, которое возобладало у нас, мы все-таки имеем более порядка и ожидаем от них большего, чем от многих из своих. Не презирайте их. Ибо они явились сюда не по собственной воле, а призваны нашим верховным правительством... Словом: они присланы Богом, чтобы убедить нас в нашем высокомерии и беспорядочности, кои нельзя было смирить иным способом...».