История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Выполнение всех этих правил, видимо, сопровождалось значительными осложнениями, так как переписка по освобождению пленных и матросов продолжалась долго после заключения мира. Правительство требовало справок о том, не приняли ли пленные православия, и ранее получения удостоверения по этому вопросу не выдавало им паспортов. Принявших православие на родину не отпускали. Выдача указанных удостоверений представила разные затруднения, почему шведский посланник И. К. Дюринг (I. Cz. Düring) хлопотал о том, чтобы беспрепятственно отпускали всех, о которых не имеется подлежащих сведений. По-видимому, правительство уважило это ходатайство. Позже (в 1745 г.) шведский министр фон Борк, между прочим, указывал, что пленных принуждали к принятию православия. На это последовало возражение Великого Канцлера, что православная церковь не признает принуждений, а лишь добровольное соглашение, а потому считает обвинение лишенным основания. Историк Финляндии, занявшийся вопросом о пленных, склонен заключить, что если по отношению к ним допускались какие-либо несправедливости, то это делалось помимо правительства и их следует приписать произволу частных лиц.

Тем финнам, которые эмигрировали в Швецию, или отправились туда на риксдаг, было объявлено, что они через полгода должны вернуться и присягнуть Императрице, если желают сохранить свое имущество. В Швеции, кроме чиновников, искали убежища около 500 частных семейств. Русские не только не признали нужным конфисковать имущества скрывшихся, но, напротив, взяли его под свой надзор, до возвращения владельцев. Брошенные усадьбы были сданы на аренду желающим, а плата взималась русскими. Оставленные имущества обыкновенно описывались в присутствии немдеманов, русских офицеров, пасторов или других и сдавались на хранение доверенным лицам. Желавшим полупить обратно свое имущество надлежало вернуться до 1 мая 1743 г. Таково было первое постановление русских, широко опубликованное, согласно указа Елизаветы Петровны. По-видимому, возвратились немногие. Однако, имущество не конфисковалось. Вероятно, по ходатайству Кампенгаузена, срок возвращения был продлен до 1 августа, по особой милости её Величества, изложенной в постановлении Правительствующего Сената от 27 мая 1743 г. Таким образом, последовало новое положение о бежавших. Но в августе был уже заключен мир, и потому новая угроза лишилась всякого значения.

Но и этого мало.

Кейт предложил уплатить населению убытки, причиненные во время войны русскими, а граф Ласси проектировал выдавать крестьянам из русских запасов хлеба на пропитание и для посева. Оба предложения были уважены русской властью. Строго наблюдали лишь за тем, чтобы помощь получали лица, действительно нуждавшиеся в ней. Для этого собирались справки и сведения от немдеманов и пасторов, требовалось, чтобы поручители гарантировали возвращение хлеба. Подобная гарантия и наблюдение за крестьянами являлись тем более необходимыми, что они проявляли большую склонность к винокурению. Русская власть строго воспретила его и тем оказала, конечно, истинное благодеяние населению, склонному к пьянству, ведшему, в свою очередь, к несчастьям и злодеяниям. Киндерман настолько строго преследовал винокурение, что грозил ослушникам присылкой гусар для расследования.

Так как солдаты финских полков после гельсингфорсской капитуляции, по принесении ими присяги, распущены были по домам, то возник естественно вопрос, не имеется ли возможности извлечь из них какую-либо пользу.

Сперва родилась мысль «приговаривать» их, не желают ли поступить на действительную службу, «дабы они с земли не туне жалование и провиант получали». Правительствующий Сенат прежде всего высказался против того, чтобы их определять в русские полки, расположенные в Финляндии, и чтобы их не неволить, так как это «будет тамошней земле озлобление». Кроме того, сенат указал, что весь план противоречит гельсингфорсской капитуляции, по которой они распущены по домам. Всем ясно было, что финские солдаты не могли выступить во время войны против своего отечества. Наконец, определение в наши полки чужого элемента представляло известную опасность: финны могли давать нашему неприятелю «подлинные известия». Лучше было их довольствовать землей по-прежнему; а если определять вновь на службу, то в полки, расположенные вне Финляндии.

В октябре 1742 г. ген. А. Румянцев донес Правительствующему Сенату, что офицеры и солдаты, отпущенные по домам после капитуляции и по принесении присяги, а также вдовы умерших и убитых финских воинов требуют денежное и хлебное содержание от крестьян, как это установлено было во время шведского владения. Обыватели отказались исполнить их требования.

Возникло сложное дело. Русское правительство старалось удовлетворить просителей и для этого требовало от Кампенгаузена справки, «поскольку крестьян на человека приписано и почем с них хлеба и денег на каждого человека положено». Но сведений этих русской власти не удалось добыть, «понеже после шведов здесь в (Або) никаких ведомостей ни о чем не осталось».