Таков Сперанский. Те либеральные положения, которыми он украсил свой проект конституции для России, не исходили из глубины его заветного политического верования и не являлись для него обязательными к практическому осуществлению. От него желали получить подобные положения и он их обосновывал, но применительно к идеям и стремлениям лица, предложившего ему составление проекта «Уложения». «Во всех представлениях моих, — писал Сперанский в январе 1813 г. из Перми Императору Александру I, — я имел дело с одним Вашим разумом». План всеобщего государственного преобразования «в существе своем не содержит ничего нового; но идеям, с 1801 г. занимавшим Ваше внимание, дано в нем систематическое расположение». «Весь разум сего плана состоял в том, чтоб посредством законов и установлений утвердить власть правительства на началах постоянных и тем самым сообщить действию сей власти более правильности, достоинства и истинной силы». Эти законы отнюдь не должны были ограничивать власти Императора Александра I, т. е. в существе своем не являлись законами конституционными. И вот почему Сперанский мог написать своему Державному сотруднику: «Другие утверждали, что разум сего учреждения стесняет власть государеву. Где и каким образом»? Следовательно, Сперанский своими проектами Верховной власти не ограничивал. Если в его проектах находились конституционные формы, то только формы, т. е. внешний вид ограничения, декорация представительного образа правления, но не «внутреннее» и не фактическое ограничение. Эта форма конституции, вся внешняя обстановка представительного правления, весь декорум ограничения власти нравились Императору Александру I, но действительного стеснения или умаления своих державных прав он не допускал ни в России, ни в Финляндии, ни в Польше. В число задушевных желаний Александра Павловича никогда не входило искреннее ограничение исконного его самодержавия. «План», представленный Сперанским, был прочтен, исправлен Александром I и оставлен без последствий. Далее разговоров о конституции, о народной свободе, равенстве и т. п. стремления Александра I не простирались. Сперанский прекрасно усвоил себе конституционную психологию Государя и потому далее формы, наружной обстановки ни в проектах, ни на практике не пошел. Это обстоятельство и дало ему возможность спросить в личном письме к Александру: «где и каким образом» предлагавшиеся им учреждения «имели в виду стеснить власть государеву»?
В Финляндии почва для конституционных порядков была, несомненно, более подготовлена, чем в России; но Александр Павлович оставался тем же в Финляндии, чем был в России. Конституционных стремлений проявлено было в Финляндии много, но Акта Соединения и Безопасности 1789 г. он не подписал, новому проекту конституции 1819 г., выработанному Ребиндером и его помощниками, не было дано дальнейшего хода, сеймовым решениям он себя не подчинил, второго финляндского сейма не созвал. Но любя форму и обряды конституции, он с удовольствием выполнил их в Борго.
В «Положении о Главном Правлении в новой Финляндии» от 19 ноября 1808 г. и в ответе правительства, данном депутации, говорилось о созыве «генерального собрания из депутатов всех состояний». Но русские власти весьма смутно понимали это свое обещание, почему финляндцам приходилось напоминать и разъяснять. Графа Салтыкова просвещал Маннергейм. В записке от 28 декабря 1808 г. он говорил: «...Я не могу отвечать утвердительно... Сейм все-таки будет для страны сборным пунктом и может быть средством примирить интересы и умы, не довольно еще привыкшие к новому порядку вещей. Присутствие нашего Августейшего Государя, его доброта, доступность, доверие тем самым проявленное и обещания, на дела исполненные, приобретут ему более сердец, нежели милостивые воззвания и торжество его оружия, и благодетельный Александр будет столько же любим финнами, сколько и другими его подданными... Я согласен, однако, — продолжал Маннергейм, — что для окончательного устройства Финляндии не настало еще время. Что же касается дел в настоящую минуту неотложных, каковы налоги, военное положение, устройство суда, то их можно было бы временно привести в порядок, пока не будет заключен мир. Но, говорю еще раз, надо очень осторожно приниматься за нововведения; лучше сохранить в целости старые обряды, даже с их недостатками, отложив перемены до другого времени».
Ю. А. Ягерхорн, в записке (от 26-го февраля 1809 г. «Размышления о том, что для счастья финской нации необходимо сохранить ее национальную целостность»), которая была представлена Государю, предлагал полный пересмотр основных законов Финляндии; но пока составитель записки находил полезным передать на обсуждение земских чинов лишь главные принципы, после чего надлежало распустить сейм. Осенью же сейм мог быть вновь созван для обсуждения составленных тем временем подробных проектов.