История Финляндии. Время императора Александра I

Чтобы точнее понять это положение о «видимом» конституционном порядке, необходимо обратиться к эпизоду, записанному другом Сперанского Цейфром со слов самого Сперанского. Государь рассуждал однажды, после возвращения из Эрфурта, в 1808 г. со Сперанским «о духе и зрелости политических реформ в России». Государь, высказавшись о трех великих политических системах — республиканской, феодальной и деспотической, — сделал очень оригинальный обзор русской истории, выискивая в ней следы стремлений народа к политической свободе. «Со времени Алексея Михайловича чувствуется необходимость ограничить абсолютную власть». Отсюда, по мнению Александра I, явилось обязательным «совещаться с боярами и получить согласие патриарха»... Коснувшись последовательно царствований Петра Великого, Анны Иоанновны, Елизаветы, Екатерины II, Павла I и начала своего собственного правления, Александр Павлович спрашивает себя, как улучшить положение дела, и приходит к тому заключению, что «общий предмет преобразования состоит в обосновании абсолютного правления на почве основных законов». Нельзя иметь правление, опирающееся на основные законы, покуда абсолютная власть будет в то же время творцом и исполнителем закона. Отсюда необходимо установить учреждения для содействия в составлении и исполнении закона. Эти учреждения должны быть согласованы с тройным порядком политических властей. Одно учреждение содействовало бы составлению закона, другое — его исполнению, третье — осуществляло бы правосудие. Первое и важнейшее различие происходит от степени силы и от существа внешних форм, какими они будут наделены». Засим следует другое также чрезвычайно характерное воззрение Александра I. «Два рода преобразования представляются с первого раза. Первое состоит в облечении абсолютной власти кажущимися конституционными формами, ничего не отымая от широкого свойства его могущества. Второй способ состоит не в прикрытии абсолютной власти кажущимися конституционными формами, а в её действительном ограничении народными учреждениями, наделенными внутренней и реальной силой и постановлении абсолютной власти на почве основного закона... Если выбрать первый способ, учреждения будут казаться действовавшими по воле народа, между тем в действительности этого не будет. Главные черты самого устройства суть следующие: 1) установить сословие, кажущееся носителем независимой законодательной власти, но в действительности находящееся под влиянием и в полной зависимости от абсолютной власти». Второй род преобразования должен был заключать в себе такое законодательное учреждение, которое бы действительно выражало народные желания. Первый род преобразования может быть оправдан у народа мятежного, непостоянного, склонного к новшествам. Второй — свойствен народу, имеющему больше здравого смысла, чем любопытства, и дух простой и прямой. Короче — народу северному, каков и русский народ.

Естественно возникает вопрос, какое преобразование, из числа указанных, было более по душе Государю и Сперанскому; которому из двух родов реформы они были склонны скорее следовать? Проекты Сперанского свидетельствуют, что речь могла идти только о «кажущихся конституционных формах», но не о действительном ограничении власти. Государственный совет, по плану Сперанского, есть «сословие», но не полный носитель независимой законодательной власти.

Сравнивая это «Рассуждение» с проектом «Уложения» Сперанского, мы находим здесь и там одни и те же мысли и даже выражения. Несомненно, что урок, преподанный Александром, прочно был усвоен Сперанским. Тут имеется, правда, заверение, что русский народ способен к восприятию истинной, а не кажущейся конституции, но в Варшаве Государь громко заявил, что русский народ не созрел еще для восприятия из царских рук конституционных прав.