История Финляндии. Время императора Александра I

Остается поэтому допустить, что Н. Тургенев был очень близок к истине, находя, что труд Сперанского ушел на создание «формы», а не сущности. Проектом «Уложения» ограничивать самодержавие едва ли входило в виды Сперанского, так как в его проекте, предназначенном единственно для прочтения самого Государя, нигде не упоминается о «законодательном сословии», как указал Н. Шильдер. В период составления проекта «Уложения» Сперанский находил государственный строй России безобразным и хаотическим, почему рекомендовал «рубить с плеча» и «перестраивать заново». Однако в письмах периода ссылки (напр. янв. 1813 г.) он говорил, что новое положение должно соответствовать духу времени и «степени просвещения». Как человек умный, он знал степень сего просвещения и должен был понять, что при безграмотных рабах конституция не соответствует «духу времени». Но высказал ли он это в свое время Александру? Едва ли. В пермском письме к Государю Сперанский, касаясь государственного совета, говорил: «Одни видели в сем установлении подражание французскому... Другие утверждали, что разум сего учреждения стесняет власть Государя. Где и каким образом? Не по Государеву ли повелению дела вносятся в совет? Не единым ли словом его?..». Не вернее ли заключить после высказанного, что Сперанский закреплял власть, делая ее самодержавной из абсолютной. А еще вернее, что он желал согласовать самодержавие с конституцией, т. е. создавал нечто совершенно невыполнимое.

При оценке конституционных воззрений Сперанского нельзя довольствоваться одними его теоретическими рассуждениями, его планами, необходимо несколько оглянуться на практические их результаты. Здесь мы сразу встречаемся с тем, что «всю администрацию — распорядительную власть, т. е. всю практику государственной жизни» он изъял из ведения коллегий и передал в единоличные руки министров. Доклады министров привели к могуществу и самовластию одного лица и породили на первых же порах временщика Аракчеева. Власть министра была бесконтрольной и безответственной. Все это повело к развитию бюрократического чиновничества. Церковь и та, подпав власти особого министра, лишилась своей самостоятельности. В созданном государственном совете, долженствовавшем представить «сословие», не было и следа какого-нибудь представительства...

В результате, первый период реформ, вместо «конституции, основанной на народном духе», завершился появлением в России учреждения, напоминавшего обширностью своих полномочий елизаветинский сенат, но гораздо более бюрократического — комитета министров.

Князь А. С. Меншиков показал сенатору К. И. Фишеру копию письма Сперанского к Императору, характерное для определения либерализма этого «новичка в совершеннейшем виде или начальника иезуитов» с хитрыми глазами, как описывает его Фишер. «В этом письме он высказывал, что как ни желательно освобождение (крестьян), надобно подумать о замене помещичьей власти другою полицейскою властью, и что в настоящее время земская полиция не на том уровне, чтобы можно было поручить ей руководство двадцатью миллионами людей»[12].

Сперанский был человек господствующих ветров. Современник замечает: «Благоразумный Сперанский, меняясь с обстоятельствами, потихоньку, неприметным образом, перешел из почитателей Великобритании в обожатели Наполеона, из англичанина сделался французом. Сия перемена в правилах и в образе мыслей была для него чрезвычайно полезна, ибо еще более приблизила его к царю». По характеристике М. А. Болугьянского у Сперанского «везде на первом плане расчет и строгая обдуманность».