История Финляндии. Время императора Александра I

Стедингк себя не обманывал и, уезжая из Швеции, предсказывал исход своей миссии. Не обольщал себя ложными надеждами и Шёльдебранд. «Мы прибыли в Або, — пишет Шёльдебранд в своих воспоминаниях. Наш флаг и мундиры возбудили общее расположение, но финны не смели оглашать воздух радостными кликами: они махали шляпами и простирали к нам руки. Однако, эти выражения удовольствия скоро обратились в горе, и многие роняли слезы. Им, вероятно, приходило на ум, что они принадлежат к варварской, неотесанной нации. О, Карл XII! О, Густав IV Адольф! Первый храбрый и сумасшедший, второй — сумасшедший и без мужества, оба они способствовали тому. Но если б первый был умен, то Россия не была б достаточно сильна, чтобы воспользоваться сумасбродством последнего. Теперь это сделано. Наше единственное утешение заключалось в том, что этот колосс, состоящий из смешанных элементов, колосс, в организме которого уже началось какое-то разложение, когда-нибудь да разрушится». Вскоре после начатия переговоров в Фридрихсгаме, Шёльдебранд писал министру иностранных дел, что было бы полезно, при посредстве клубов, подготовить общественное мнение Швеции к печальному исходу дела.

Прибыв в Або 7-го августа н. ст., Стедингк написал Румянцеву, прося ого назначить место свидания. С своей стороны он указывал на Петербург, как на самый подходящий пункт. Там, — убеждал он, — возможно в скорейшее время решить дело. Сокровенная надежда Стедингка состояла в том, конечно, что он своим личным влиянием при дворе и обширными знакомствами в обществе достигнет смягчения условий мира. Но эта надежда не сбылась. Чрез генерал-губернатора Барклая-де-Толли Стедингку предложено было отправиться в Фридрихсгам. Искусный дипломат скоро осмотрелся в Або и собрал некоторые сведения для характеристики нового положения края.

Фридрихсгам, где должны были заседать уполномоченные, по словам академика Василия Севергина, посетившего город в 1805 г., «как во внешних, так и внутренних своих строениях представляет весьма приятный вид. Хотя дома в нем деревянные, но весьма чисты и красивы. На площади среди города находится прекрасно выстроенный каменный дом для ратуши. Жителей считается здесь до 1,000 человек. Промышленность их состоит наипаче в торгах. Домов около ста».

«В Фридрихсгаме нас приняли очень хорошо, — читаем в записках Шёльдебранда. — Румянцев старался встретить представителей Швеции на дороге, подыскал им подходящее помещение и именем Государя пригласил их к царскому столу на все время их пребывания в маленьком городке, где, конечно, иностранцам было трудно устроиться. Румянцев, проведя большую часть своей жизни в посольствах, обладал исключительно приятными манерами. Изысканная, даже чрезмерная вежливость соединялась у него с искусством придавать ей характер откровенности и ласки. Румянцев был очень обходителен и осыпал шведов неисчерпаемым запасом анекдотов, которые он очень остроумно рассказывал. Во всей предупредительности Румянцева Стедингк, тем не менее, усматривал более притворства, чем доброжелательства».

Переговоры начались у Румянцева. «Никогда уполномоченные не находились в более затруднительном положении, чем мы», признавался Шёльдебранд. Все обстоятельства сложились для них неблагоприятно; Швеция нуждалась в мире, и русские это знали; вся Финляндия и Аландские острова находились в наших руках; Финляндия была необходима России для обеспечения Петербурга; никакой поддержки со стороны другой державы Швеция не имела. Ко всему этому, прибывший из Петербурга и хорошо обо всем осведомленный шведский консул привез неутешительные вести. Он узнал и сам предвидел, что Государь не сделает ни малейших уступок. Он сообщил, что на Государя оказывает большое влияние Коленкур. «Если б мы могли рассчитывать на поддержку со стороны французского императора, то быть может получили бы Финляндию обратно, или по крайней мере хоть часть её, но теперь все идет в другом направлении. Консул сам слышал, как Коленкур или Duc de Vicence говорил в одном обществе: «взять Финляндию и отдать Аланд было бы все равно, что взять сундук и отдать ключ».